Гарри Гаррисон - Миры Гарри Гаррисона. Том 12

Каким страшным местом сделался мир! Ататотль почти пожелал покинуть его: уж лучше блуждать по подземному миру смерти. Сначала — смерть верховного жреца и день, который превратился в ночь. Потом исчезновение Чимала — как сказали жрецы, его забрала Коатлики. Но даже Коатлики не справилась с этим мятежным духом: он вернулся верхом на самой богине, облаченный в кровавые одежды, ужасный с виду, но все еще с лицом Чимала. Что все это могло значить? А потом еще гроза. Все это было так непонятно. У своих ног он увидел зеленое лезвие — молодую травинку, нагнулся, сорвал и стал жевать. Скоро ему нужно будет возвращаться: он должен сообщить жрецам о том, что увидел. Не забыть бы рассказать им о том, что болото увеличилось — а главное, что нет никаких следов Коатлики.

Ататотль встал и начал разминать усталые ноги; в этот момент он услышал далекий рокот. Что еще случилось? В ужасе он обхватил себя руками, не в силах двинуться с места, и увидел волны, всколыхнувшие поверхность болота. Снова раздался рокот, на этот раз более громкий, земля содрогнулась у него под ногами, как будто весь мир начал сотрясаться.

Затем с треском и грохотом весь барьер из огромных глыб, преграждавший выход из долины, начал колебаться и скользить вниз. Сначала один каменный блок, потом еще и еще. Казалось, они уходят в землю, быстрее и быстрее, сталкиваясь, ломаясь и крошась, пока все не исчезли из виду. Затем, с исчезновением преграды, начала отступать и вода: струи устремились туда же, куда ушли камни, завихряясь тысячами маленьких водоворотов. Вода уходила быстро, и вскоре на месте болота осталась лишь коричневая грязь, испещренная серебряными блестками бьющихся рыб. Свободное пространство раскинулось там, где еще недавно были скалы; образовавшийся просвет обрамлял что-то золотое и великолепное, наполненное светом и идущими фигурами — Ататотль простер руки перед увиденным чудом.

— Настал обещанный день, — произнес он, больше не испытывая страха, — и все странные события предвещали его. Мы свободны. Мы наконец-то можем покинуть долину.

Поколебавшись, Ататотль сделал первый шаг по еще жидкой грязи.

…

Внутри зала грохот взрывов был оглушителен. Как только прозвучал первый из них, смотритель отпустил Чимала и в страхе съежился на полу. Чимал вцепился в рубильник, ища в нем опору, когда пол затрясся и огромные скалы начали двигаться. Так вот для чего нужна огромная пещера внизу! Все оказалось предусмотрено: барьер из утесов стоял на каменной перемычке над полостью в скале, теперь опора разрушилась, и потолок нижней пещеры рухнул. С ревом последние камни скатились вниз, заполнив резервуар под залом так, что их верхушки образовали неровный, но все же вполне проходимый путь, ведущий в долину. Солнечный свет заструился сквозь отверстие и впервые осветил роспись на стенах зала.

Чимал смотрел на долину и далекие горы и думал о том, что на сей раз ему все удалось. То, что произошло, нельзя отменить, преграда разрушена навсегда. Его народ свободен.

— Вставай, — сказал он смотрителю, все еще в ужасе жавшемуся к стене, и толкнул его ногой. — Вставай, смотри и попытайся понять. Твой народ теперь свободен тоже.

Чимал парил вдоль оси центрального туннеля, постанывая, когда при движении его плечо задевало за поручень и теперь уже привычная боль простреливала руку Рука становилась все более болезненной и менее подвижной. Ему еще придется вернуться в отсек хирургических машин для новой операции; если уж они ничего не смогут сделать, лучше ампутировать проклятую конечность, чем мучиться с ней всю жизнь. Если бы они хорошо вправили ее сразу, этого бы не случилось. Правда, та нагрузка, которой Чимал подверг руку, сражаясь, перенося тяжести и карабкаясь по скалам, вряд ли пошла ей на пользу. Тут уж ничего не поделаешь — избежать этого он не мог. Однако теперь обязательно нужно выбрать время для лечения, и не откладывая.

Чимал спустился на лифте в зону, где уже действовало тяготение, и Матлал открыл перед ним дверь.

— Все в порядке, — сказал Чимал охраннику, отдавая ему книги и записи, — курс меняется точно так, как предсказал компьютер. Мы движемся сейчас по огромной дуге, хотя это и не чувствуется. На поворот уйдут годы, но по крайней мере теперь наш курс приведет нас к Проксиме Центавра.

Его спутник кивнул, не обнаруживая ни желания, ни способности понять сказанное. Это не имело значения: Чимал по большей части говорил теперь для собственного удовлетворения. Он медленно, прихрамывая, пошел по коридору, и ацтек последовал за ним.

— Как люди отнеслись к тому, что теперь вода подается в деревни по трубам? — спросил Чимал.

— У этой воды другой вкус.

— Да не во вкусе дело. — Чимал старался не потерять терпение. — Разве не легче людям теперь, когда не нужно таскать воду из реки, как раньше? И разве теперь не появилось больше еды, и разве больные не исцеляются?

— Все переменилось. Иногда… кажется неправильным, что происходят перемены.

Чимал и не ожидал одобрения: жители долины слишком консервативны. Ну что ж, он позаботится о том, чтобы люди были здоровы и сыты, что бы они об этом ни думали. Если не ради них самих, то ради детей. И он по-прежнему будет держать Матлала при себе — хотя бы потому, что тот снабжает его информацией. У него нет времени самому наблюдать за переменами в долине. Он выбрал Матлала, самого сильного человека в обеих деревнях, в качестве своего охранника еще в первые дни после падения барьера. Тогда он еще не знал, как поведут себя наблюдатели, и хотел иметь защиту в случае нападения. Теперь уже не было никакой необходимости в охране, так что Матлал оставался при нем, чтобы сообщать ему о событиях в долине.

Как оказалось, можно было не бояться нападения. Наблюдатели были столь же ошеломлены случившимся, как и жители долины. Когда первые ацтеки, преодолев грязь и неровные камни, попали в зал, они были поражены и ничего не понимали. Два народа встретились и разошлись, не в силах воспринять существование друг друга. Порядок был восстановлен, только когда Чимал освободил главного смотрителя и вручил ему инструкции «Дня Прибытия». Привычка к дисциплине не оставляла старику выбора. Не глядя на Чимала, он взял книгу, отвернулся и отдал первый приказ. День Прибытия начался.

Дисциплина и порядок объединили наблюдателей, а теперь еще в их жизнь вошла непривычная радость. Здесь и сейчас они переживали то, ради чего существовали все предыдущие поколения. Если смотрители и жалели о том, что время наблюдения кончилось, рядовые техники и наблюдатели не разделяли их чувств. Впервые, казалось, они обрели способность к полнокровной жизни — почти полнокровной.