Гарри Гаррисон - Миры Гарри Гаррисона. Том 12

Главный смотритель должен был взять на себя руководство: ведь так было написано в книге; на каждый случай существовала инструкция, и все они выполнялись. Старик снова пользовался всей полнотой власти, и Чимал никогда не подвергал сомнению его права. И все же Чимал знал, что его кровь оставила неуничтожимые следы на страницах книги «Дня Прибытия», с которой теперь не расставался главный смотритель. Чималу этого было достаточно. Он выполнил то, что было необходимо.

Проходя мимо двери одной из классных комнат, Чимал заглянул внутрь: ацтеки склонились перед обучающими машинами. Наморщив лбы, они старательно смотрели на экраны, хоть, похоже, и мало понимали. Это тоже не имело значения: машины предназначены не для них. Самое большее, на что можно рассчитывать — это слегка просветить их в их абсолютном невежестве. Жизнь людей станет легче, они будут существовать в лучших условиях. Все, что нужно — это чтобы они были довольны и здоровы: ведь они всего лишь родители следующего поколения. Обучающие машины предназначены для детей — уж они-то будут знать, как извлечь из них максимальную пользу.

Дальше по коридору находились помещения, предназначенные для детей: пустые и безжизненные сейчас, они ждали. И палаты для рожениц, сверкающие чистотой и тоже пока пустые: теперь уже не долго ждать, чтобы они понадобились. Надо отдать должное Великому Создателю: все было спланировано так, что, когда в зале прозвучал громогласный приказ заключать браки только между людьми из разных деревень, протестов не последовало. Все сработало точно в соответствии с задуманным до последней мельчайшей детали.

Какое-то движение в одной из палат привлекло внимание Чимала; заглянув внутрь, он увидел сидящую в кресле наблюдательницу Стил.

— Пойди приготовь чего-нибудь поесть, Матлал, — приказал Чимал охраннику. — Я скоро приду. И отнеси книги и записи в мою комнату.

Ацтек отсалютовал, по привычке подняв руки в жесте, которым было принято приветствовать жрецов, и ушел. Чимал вошел в комнату и устало опустился в кресло рядом с наблюдательницей. Последние дни он работал очень напряженно — главный смотритель предоставил ему полную свободу во всем, что касалось навигационных задач и изменения курса. Теперь корабль был на нужной орбите, и автоматы позаботятся об остальном. Можно будет уделить время лечению, хоть ради этого и придется провести несколько дней в постели.

— Как долго мне еще придется приходить сюда? — спросила девушка; ее глаза выражали ставшую уже привычной обиду.

— Ты можешь никогда больше сюда не приходить, если не хочешь, — ответил Чимал, слишком измученный, чтобы препираться опять. — Не думаешь же ты, что это нужно мне.

— Не знаю.

— А ты подумай. Мне не доставляет удовольствия принуждать тебя смотреть на изображения детей и беременных женщин, учиться ухаживать за младенцами.

— Я не уверена. Существует так много вещей, которые нельзя объяснить.

— Ну, по большей части объяснить их все-таки можно. Ты женщина, и, если не считать твоего воспитания и подготовки, нормальная женщина. Я хотел бы дать тебе шанс почувствовать себя женщиной. Думаю, что жизнь, которую ты вела, многого тебе недодала.

Она стиснула кулаки.

— Я не хочу чувствовать себя женщиной. Я наблюдательница. В этом мой долг и моя радость — и я не хочу быть чем-то еще. — Искра гнева в ее глазах потухла так же быстро, как и зажглась. — Пожалуйста, разреши мне вернуться к моей работе. Разве в долине недостаточно женщин, которые будут рады дать тебе счастье? Я знаю, ты думаешь, что я тупая, что все мы тупы, но уж такими мы родились. Неужели ты не можешь оставить нас в покое — дать нам делать то, что мы должны делать?

Чимал смотрел на нее, впервые пытаясь стать на ее точку зрения.

— Прости меня. Я пытался сделать из тебя что-то, чем быть ты не можешь и не хочешь. Изменившись сам, я считал, что и другие хотят измениться. Но я представляю собой лишь воплощение воли Великого Создателя — так же, как и ты. Для меня стремление к переменам и знанию самое главное. Ради этого я преодолеваю любые преграды. Для меня в этом — цель и радость жизни, как для тебя они — как же называется эта вещь? — для тебя они всегда заключались в поясе смирения.

— Не заключались, а заключаются! — выкрикнула Стил, вставая. В своем праведном гневе она даже распахнула одежду, чтобы показать ему серую грубую ткань, опоясывающую ее тело. — Я приношу покаяние за нас обоих.

— Да, именно это ты и делаешь, — грустно произнес Чимал, когда девушка, запахнув одежду и дрожа от собственной дерзости, выбежала из комнаты. — Нам всем следовало бы покаяться за те тысячи жизней, что были потрачены ради того, чтобы мы оказались здесь. Ну, по крайней мере, теперь этому положен конец.

Чимал окинул взглядом ряды кроватей и колыбелей, ждущих своего часа, и уже не в первый раз подумал о том, как же он одинок. Впрочем, к этому можно привыкнуть — ведь ничего, кроме одиночества, он и не знал никогда. И теперь уже скоро появятся они — дети.

Меньше чем через год родятся младенцы, через несколько лет они начнут говорить. Чимал неожиданно ощутил свою связь с этими еще не рожденными детьми. Он знал, как они будут смотреть на мир — с изумлением и интересом, и знал, какие бесчисленные вопросы будут они задавать.

Но только на этот раз на вопросы найдутся ответы. Пустые годы его детства никогда больше не повторятся. Есть машины, чтобы отвечать на вопросы, и есть он, Чимал.

Эта мысль заставила его улыбнуться: он представил себе пустую комнату полной детишек с любопытными глазами.

Терпение, Чимал, еще несколько коротких лет — и ты больше никогда не будешь чувствовать себя одиноким.

Эта книга — результат совместного труда Гарри Гаррисона и знаменитого антрополога Леона Стоувера, является, несомненно, значительной вехой в развитии жанра альтернативной истории. Написанная с присущей знаменитому мастеру фантастики легкостью, увлекательностью и чувством юмора, она с потрясающей достоверностью раскрывает перед нами картину жизни древнего мира, предлагая заглянуть за покров тайны, скрывающий от нас загадки исчезнувших цивилизаций, такие, как гибель Атлантиды и появление Стоунхенджа.

…