Станислав Росовецкий - По следам полка Игорева [litres]

Прадедовское язычество северян привлекло юную княгиню-галичанку и своей несомненной человечностью, короткостью связи между человеком и божеством. Христианский Бог и святые его пребывают где-то далеко, на небесах: языческие боги и духи – тут, рядом с тобой: Белее и Мокошь – в домашних идолах, домовой за печкой, баенник в бане, леший в лесу. Заболеешь, пойдёшь к попу: он скажет тебе, что надо терпеть, потому что это всемогущий Бог насылает болезнь в наказание за грехи, и в лучшем случае окропит тебя святой водичкой. А пойдёшь к ведунье-знахарке, она тебя пожалеет, пошепчет над тобой, прогоняя болезнь, даст своих трав, чтобы пила отвары, – болезнь и отступит. Охотник заговор перед охотой своею произнесёт с верою, в лесу жертву лешему оставит – и возвратится с богатой добычей. Да мало ли… Особенно поразили княгиню новогодние девичьи гаданья, а чем поразили, так тем, как часто оправдывались их пророчества. Девушка, вынувшая свое кольцо из блюда с водой под песенку «Полно, иголка, шить на батюшку! Пора, иголка, шить на подушку», действительно выходила замуж. К девке приходили сваты именно из того околотка, куда указывал носком переброшенный ею через забор сапог… Нет, сама княгиня не гадала: смешно было надеяться, что к ней, бабе с тремя, а затем уж с четырьмя детьми приедет, наконец, вымечтанный некогда королевич Василий Златовласый, однако… Кто знает, подружившись в Галиче с дворовыми девчатами и присоединившись к их гаданиям, не была бы ли она предупреждена о сватовстве ненавистного увальня Игоря? Тогда можно было надеяться спрятаться в темном уголке терема и отсидеться, пока не уедет со своими сватами…

– Эй, сестра, что ты здесь делаешь?

Ярославна ахнула в душе… Это надо же было так крепко задуматься, чтобы не слышать, как скрипят ступени под телесистым братом Володькой! Вот уж кто сейчас некстати так некстати… Княгиня нахмурилась:

– А ты сюда зачем поднялся, брат?

– Не знаю, что ты замыслила, а я к тебе по делу и по весьма важному, – князь-изгой подошел к борту заборола, выглянул, осмотрелся. Присвистнул. – Да, от такого зрелища и есть перехочется. То-то пуста поварня. Я же, тебя послушавшись, на время осады укрылся в соборе. Вознесения, что ли? Ага… Присмотрелся от нечего делать к росписи. Дикая та твоя роспись, гаже только косорукими русичами выложенная… Ну, знаешь, что из стеклянных камешков на стенах киевского Михайловского собора. Потом начали стрелы падать на крышу, а одна (самострельная, небось) разбила стекляшки в окне. Тогда прибежал поп, отчего-то в смешной старинной кольчуге, и отворил для меня ризницу в подвале. Я зажёг там свечи, нашёл амфору с церковным сладким вином, приспособил кубок для причастия, ну да, потир, отдохнул немного и не заметил, как заснул. Утром проснулся, опохмелился, конечно, поднялся в собор. Слышу, что бабы воют, а вот стрел не слышно – не свистят и о крышу не бьются. Зову, зову отца Ивана, чтобы ризницу закрыл, – пропал куда-то старый чудак… Эй, сестрица, а зачем ты это нарядилась с утра пораньше?

– Отец Иван застрелен на забороле. Лежит в часовне, ждет отпевания, – отрезала Ярославна. И тут же привычно смягчилась: какой-никакой, а брат всё-таки, родная кровушка, живая весточка из Галича, от предавшей её, отдавшей девочкой-подростком мучителю на расправу, а всё же родной семьи. – Какое у тебя дело, говори скорее!

– Прикажи, сестра моя государыня, чтобы на поварне огонь развели поскорее, сварили бы чего. Есть зверски хочется, тем более что нечем было закусить ни вечером, ни утром.

Увидев, какую рожу скорчил сей тридцатилетний баловник, княгиня не могла не улыбнуться. Однако заявила сурово:

– Распорядись, Володька, от моего имени. А поесть и выпить ещё успеешь. Будем прямо сегодня поминать всех невинно убиенных: нельзя оставлять столько трупов на посаде, ведь теплынь. И прошу: найди моего Ростика в тереме, он с нянькой там. Расскажи ему байку, успокой, пожалуйста.

– Я на поварню бегу, у меня живот подводит, – заявил князь Владимир, поворачивая к лестнице. – А в терем пошли Измиря: хватит старику прохлаждаться. Двенадцатый сон уже видит.

– Измирь спит вечным сном, – нахмурилась она и зачем-то продолжила, хоть и помнила прекрасно, что брату на всём свете любопытен только он сам. – Лежит в часовне рядом с отцом Иваном. Не будет теперь со мною неотступного моего защитника, Володька.

Не отвечая, князь Владимир прогрохотал сапогами вниз по лестнице, его высокие, железом подкованные каблуки отозвались ещё с дощатой мостовой и умолкли.

Княгиня выпрямилась и сосредоточилась. Это было необходимо для деяния, на которое она сегодня решилась. Возможно, никогда бы не отважилась на такое, если бы не случившееся вчера событие. В самый тяжёлый момент битвы, когда половцы захватили посад, переплыли смрадный ров и пытались взойти на городские стены, Ярославну, поставленную Измирем за стеной в безопасном месте, куда не могли попасть половецкие стрелы, разыскала старуха-стряпуха Белянка.

– Без толку руки тут ломаешь, госпожа княгиня, – заявила сурово. – Сына спрятала ли? А точно ли в надёжном месте укрыла? Пойдём со мною – поможем нашим отбиться.

Ярославна не сказала стряпухе, куда спрятала сына, однако пойти с нею согласилась. Костлявая и мозолистая лапа старухи ухватила её чистенькую холёную ручку, они бегом пересекли площадь, где уже посвистывали половецкие стрелы-перелёты, и заскочили в теремный двор, а там и в княжескую баню. В сенях старуха попросила княгиню снять с шеи крестик, а потом с поклоном распахнула перед нею дверь. У Ярославны перехватило дыхание: маленькие окна бани были завешены шкурами, очаг ярко горел, а на полатях высились идолы, в которых она узнала Перуна-Воина и Велеса-Медведя. На цветных каменных плитах пола стоял посадский волхв Славен, а вокруг него толпились городские ведуньи, в большинстве своём тоже знакомые княгине.

Они расступились, и Славен подошел к ней, поклонился и попросил принять участие в обряде, ведь боги не захотят отказать в просьбе ей, княгине. Ей даже говорить ничего не придётся: только по знаку его отрезать голову петуху. Ей тут же вручили живого красного петуха и кривой нож: петух заметался и вдруг успокоился у неё на руках.

В голове у Ярославны зашумело, и она не слышала, с какими именно словами обращался волхв к богам. Однако когда Славен обернулся к ней и указал на неё богам своим тёмным пальцем, она, словно не в первый раз это проделывала, спокойно взяла петуха за голову в левую руку, вытянула её перед собою и полоснула ножом по тощей шее. С ужасом и надеждой глядела княгиня, как Славен обмазал петушиной кровью головы богов, и вместе с ведуньями последовала примеру волхва, когда он встал перед Перуном и Белесом на колени.