Станислав Росовецкий - По следам полка Игорева [litres]

И хотя можно было велеть отрокам отогнать столпившийся возле них народ подальше, великие князья действительно предпочли отъехать самим – на берег Сулы у брода, истоптанный копытами половецких коней и захваченного ими русского скота.

– Два дня выиграл Кончак, – промолвил Рюрик. – Однако кони у нас, конечно же, свежее, а его отягощает полон.

– Он, понятно, вернётся на Залозный шлях. И уйдёт с него на полночь, в свой улус. Ты прикинул ли, где мы Кончака настигнем?

– У меня получается, что не ближе, чем за Чёрным лесом. Это уже их земля, брате и отче. В своей степи половцы не побегут, а если посчастливится отбить полон – нам его оттуда не вывести, самим бы унести ноги. Да и куда нам и соваться на такое полчище? Там ведь всё войско самого Кончака и ещё две неизвестные орды. Мы поступили бы не умнее твоего племенника Игоря Северского, а мы ведь великие князья.

Святослав Всеволодович нахмурился. Проговорил, понизив голос:

– Ты прав, как ни обидно. Однако же нам нельзя возвратиться прямо отсюда.

– Пожалуй.

– Преследуем до Залозного, а по нему – до Голтава. Если Кончак под Голтавом задержится, ударим на него – и как нам Бог даст. От Голтава возвращаемся.

– По рукам, отче и брате!

Они стукнули рукавицей о рукавицу и вернулись под свои стяги. Давешний пьяный горожанин стоял на коленях, окружённый конными боярами. Поднял простоволосую голову:

– Простите великодушно меня, господа великие князья! Не знал я, что вы такие великие господа, два царя наши. Да и обидно стало, хотя бы и вам сказать… Как подати платить, так вот она – Русская земля, а как враг навалился – и нет её.

– Мы на тебя не в обиде, – промолвил быстро Святослав Всеволодович. – Сами видим болезнь Русской земли, а как её лечить, не знаем.

– Послушай, – свесился к горожанину, поднявшемуся уже с колен, князь Рюрик. – Ты говорил, что здесь у тебя никого и ничего не осталось. А мне нужны такие твёрдые бойцы, как ты. Приходи в Белгород и друзей своих приводи. Возьму вас к себе в дружину отроками, поживете на первый случай в гриднице на всём готовом, а там видно будет.

Хмельной горожанин почесался в затылке. Потом сказал неуверенно:

– Да спасут тебя боги на добром слове, великий княже.

Вот только мы станем думать о том завтра утром, когда протрезвеем. Земля распахана, рожь посеяна – как своё пропитание бросать? Да и земля ведь наша, не половецкая же…

Великие князья оборотились к дружине. Святослав Всеволодович закричал:

– Нет времени устраивать военный совет, мы тут с великим князем Рюриком наскоро посоветовались. Скачем за Кончаком! Удастся – отобьём у него и русский полон, и добычу! С нами Бог, русские храбрецы!

Первые кони дружинников уже вступили в мутные воды Сулы, когда князь Рюрик заметил неладное. Развернул коня, и тот, разбрызгивая воду, вернул его на пологий речной берег. Там под знаменем князя Владимира Глебовича столпились остатки его дружины. Навстречу великому князю выехал пучеглазый тысяцкий.

– Что тут у вас стряслось, Олекса?

– Прости, великий князь, но мы за Кончаком не поедем. Кончак пришёл сюда изгоном, без полона. Это означает, что наших переславльцев погнала Залозным шляхом другая орда. Мы возвращаемся в Переяславль, великий княже, уж ты не гневайся.

На забороле пахло вчерашней, запекшейся кровью и дымом. Тонкие ноздри княгини Евфросинии Ярославны раздулись, она застыла на последней ступени лестницы, готовая вернуться. Там, в детинце, подувший на рассвете свежий ветерок уже почти рассеял душную вонь жуткого скопища людей и скота, начавшую рассасываться только после вечерни, когда стало ясно, что половцы действительно ушли, а не спрятались в окрестных лесах, задумав сыграть с путивлянами в одну из своих опасных восточных игр.

Однако княгиня пришла сюда вовсе не для того, чтобы полюбоваться сожжённым посадом и скучным видом на окрестные поля, открывшимся после того, как сгорели Глуховские ворота острога. По пожарищу посада бродили белые тени женщин и мужчин. Женщины оплакивали мёртвых, мужчины складывали трупы на волокуши и свозили к братской могиле, уже вырытой на загородном кладбище. Иные горожане под заунывный вой жёнок бродили по уже очищенным от трупов улицам посада; утоляя неизбывную душевную тягу хозяина, они искали на пепелищах вещи, которые можно было ещё использовать, отстраивая собственный двор. Для таковых и железный кованый гвоздь, раскалившийся и остывший на пожаре, был бы желанной находкой. Из мирных жителей на посаде погибли не горожане, а малые дети и старики из сельских семей, не успевших укрыться со своим скотом в битком набитом детинце. Угнанные в полон родичи не могли оплакать и похоронить сих мертвецов, поэтому занялись этим горожане. А из них, путивлян и путивлянок, погибли в основном сражавшиеся на заборолах. Для своих убитых тоже успели уже вырыть братскую могилу, и княгиня договорилась, что дьякон отец Евламний, заместивший протопопа отца Ивана, отпоёт над ними чин погребения ближе к вечеру.

Княгиня вздохнула и решительно ступила маленькой своей ногой в красном сафьяновом сапожке на скрипучий помост заборола. Пук стрел, вонзённых кучно в балясину, едва не порвал ей плащ. Прижимаясь к стене, обогнула княгиня засохшую лужу крови и, наконец, вышла на место, мало-мальски удобное для деяния, на которое она решилась.

Давно уже Ярославна лелеяла свою обиду на непонятного иудейского Бога, позволившего мужлану Игорю увести в лесную северскую глушь не младшую её сестру Глафиру, девушку туповатую и хозяйственную, а её. Её, тонко чувствующую и жадно впитавшую всё, что доходило до Галича из сопредельных западных стран, пусть тоже во многом варварских Венгрии и Польши, однако всё едино близких к загадочной Европе, удивлявшей и привлекавшей её к себе куда больше, чем сказочная Индия в былинах скоморохов. Зато её сводили с ума песни, услышанные на княжьих пирах в Галиче от заезжих немецких шпильманов, чьи слова с грехом пополам переводил отцов толмач. Конечно же, теперь она понимала, что те благородные бояре и прекрасные боярыни, о коих сказывали сладкоголосые немецкие певцы, на самом деле не всегда были так изысканны и в жизни своей занимались не только любовными приключениями и служениями. Пусть её увлечение было наивным, пусть её мечта о заезжем королевиче, который увезет её в неведомые чудесные края, как Соловей Будимирович Забаву Путятичну, была нелепа! Пусть это даже грехи её (да какие там вообще могли быть грехи у четырнадцатилетней мечтательницы?), но разве соответствуют они полученному от Бога за них земному воздаянию? И это после того, как она тысячи раз молилась в своей светёлке перед иконой Иисуса Сладчайшего, такого красавца, столь сочувственно, как ей казалось, на неё взиравшего! Молилась: «Господи мой Боже! Пошли мне моего Соловья Будимировича или королевича Василия Златовласого!» А в ответ на молитву – путешествие в северскую глушь с тупым палачом, мучителем… Да что у них там, в этой непонятной Троице, делается? На голубка, Духа Святого, у неё не было подозрений, но не выходит ли, что Иисус-Сын молитвы только выслушивает, а суровый Бог-Отец карает всех просителей, не разбираясь? Быть может, найдись в Новгородке начитанный умница-поп или хотя бы такой искренне верующий священник, как покойный отец Иван, и примирилась бы юная княгиня с властью над собою обидевшей её Троицы. Однако её духовным отцом оказался подобострастный архимандрит Мисаил, который мужу её, дикому охотнику, в глаза смотрит, угадывая его желания, а ей отпускает грехи, и не спросив ни о чём. Вот и уклонилась княгиня в местное простонародное язычество, а посвятили её ключница, кухарки и няньки её детей. Стала убегать из терема на завораживающие своей запретной прелестью женские обряды: крутилась в танце на Русалиях в сорочке с широкими и длинными рукавами, кумилась, целуясь сквозь кольцо, выплетенное из берёзовой ветви, с красавицей-горничной, ощущая свою особую бабскую близость в судьбе и в чувствах с этими по-праздничному нарядными девочками-подростками и молодыми бабами. Поцелуи с синеглазой кумой и любострастные игры молодёжи уже вечером у русальных костров вызвали в ней целую бурю неизведанных чувств, и она не спала после Русалий несколько ночей, пока не донесла ей ключница, что повеса-муж не обошёл господским вниманием и русальную куму своей супруги.