Станислав Росовецкий - По следам полка Игорева [litres]

Посол появился из-за Рюрикова шатра и поклонился великим князьям. Не было на нём следов бешеной скачки, поэтому соправители снова переглянулись, и Рюрик спросил:

– Как ты добирался до нас, посол?

– Половцы держат разъезды на Правобережье, и к сему броду не проехать. Я переправился челном выше по течению, пристал у Чучина.

– Правь своё посольство, посол, – промолвил Святослав Всеволодович и прикрыл глаза, готовясь выслушать.

– «Владимир Глебович Переяславский великим князьям Святославу Всеволодовичу и Рюрику Ростиславичу. Как ни просил я вас, отцы и братия, однако не помогли вы мне. В том вашем непособии Бог вам судья, отцы мои и братия. Я же тремя копьями пронзённый, жив пока, хвала Богови. Острог не сберёг я, Кончак пожёг посад, уводит полона бесчисленно. Покуситесь хоть полон отбить, отцы и братия».

– Отойди, посол, мы призовём тебя, – распорядился Рюрик Ростиславич и, не дожидаясь исчезновения боярина, поднял глаза на Святослава Всеволодовича. Тот пробормотал:

– Не о чем раздумывать, брат. Ответим, как есть.

– Кто скажет?

– А хоть бы и ты.

Призвав посла, Рюрик снова встал, воздавая в его особе честь князю Владимиру Глебовичу, и заговорил, послу в глаза не глядя:

– «От великих князей киевских князю Владимиру Глебовичу. Раны твои целуем, а помочь по-прежнему не можем. Уже извещали мы тебя, что у нас не дружины с собою тут, на Зарубском броде, а жалкие остатки. Мои, Святославовы, мужи ушли с сыном моим Олегом защищать Посемье, а мои, Рюрюковы, стали на всех Днепровских бродах. Плывет к нам от Треполья на ладьях Давид Ростиславич Смоленский с большой дружиной. Ждём помощь и от других князей. Вместе с ними немедленно выступим на помощь». Езжай, посол.

Великие князья обменялись тяжёлыми взглядами.

– Сколько ещё может продолжаться вече у смолян в Триполье? – желчно спросил Святослав Всеволодович. – И уверен ли ты, что твой брат-увалень не замедлит поспешить к нам, как только вече закончится?

– Брат мой Давид, – помолчав, ответил Рюрик, – быть может, и засиделся в своих болотах и на пиру ведёт себя далеко не как Дюк Степанович, однако уважение к нам с тобою имеет.

– А я вот думаю, не погрызть ли нам с тобою сушеной оленины, запивая глотком-другим вина? – произнес Святослав Всеволодович. – Ибо чует мой желудок, что не съесть нам сегодня обеда. Потому что через полчаса, приплывёт ли, не приплывёт твой Давид с дружиной, я, пожалуй, несмотря на почтенные седины свои, поведу наших знаменосцев, трубачей и поваров через Днепр.

– Добрая мысль, отец и брат мой. И я с тобой, разумеется, поеду.

Однако князья не успели всласть обгрызть оленьих косточек, обмениваясь охотничьими байками и рассказами. Вдруг замычал Рюрик Ростиславич, выплюнул кость и вскрикнул:

– Смотри, смотри! Наконец-то!

Да, на сияющей глади Днепра появилась ладья. Плыла она по течению, попутный ветер задувал в парус, да ещё и гребцы усердствовали. Быстро плыла ладья, вот только за нею так и не выплыли из-за крутого правого берега остальные ладьи, набитые дружинниками, словно печь пирогами, а общим числом двадцать да девять.

Прибежал оруженосец Святослава.

– Чего тебе, Сёма? – зарычал на него великий князь. – Сами видим, что ладья! Держит к пристани, без тебя видим!

– Великие князья, я не о ладье. Половецкий разъезд ускакал с брода.

– Стой здесь, сейчас получишь приказ. Ну, как, брат, поскачем? – и дождавшись Рюрикова кивка, закричал Святослав:

– Трубить общий сбор! Сажай на коней поваров и конюхов! Пусть Воротислав построит дружины, мы вы ступим сразу же, как разберёмся с ладьей.

Князья уже были в доспехах и на конях, когда ладья причалила, и на мостки выскочил сначала долговязый боярин, богато, не по-походному, одетый, за ним оруженосец, начавший выводить коней.

Вот, наконец, боярин подскакал к великим князьям.

– Здорово, Жигун, – ответил Рюрик Ростиславич на приветствие боярина. – Здоров ли брат мой Давид Ростиславич?

– Твой брат здоров, великий княже, и вот что говорит тебе и великому князю Святославу Всеволодовичу: «Давид Ростиславич отцу и брату моему Святославу Всеволодовичу и брату моему Рюрику Ростиславичу. Вече решило: "Мы пошли до Киева, и если бы Киеву угрожали ратные, то бились бы. А искать нам теперь другой рати не можно, мы уже изнемогли". А я теперь иду с дружиной на Киев, оттуда в Смоленск».

– Они изнемогли, приплыв на ладьях из Смоленска и повалявшись на травке под Трепольем? Да за такие дела… – вскипел Святослав Всеволодович.

Рюрик Ростиславич побагровел и понурился.

– Так что мне сказать своему князю? – глядя в сторону, осведомился Жигун.

Великие князья переглянусь, и Святослав Всеволодович пожал плечами. Рюрик Ростиславич воткнул в посла сузившиеся от бешенства глаза:

– Те слова, что у нас с князь-Святославом сейчас с языка просятся, князь князю говорить не должен. А ты поедешь с нами, а потом просто расскажешь моему брату обо всём, что увидишь.

– Я ведь должен…

– Посмей мне только ещё раз свой лукавый рот раскрыть! Нам сейчас каждый меч в дружине на вес золота. Кличь паробка своего, становитесь сразу за моим трубачом.

Кони, пугаясь неоглядной водной шири, неохотно шли в Днепр. Пятились, становились на дыбы, поднимая облака сияющих на солнце брызг. Хотя Днепр-Славутич ещё не полностью вернулся в свои берега после половодья, плыть, однако, никому из переправлявшихся не пришлось, только Святослав Всеволодович предпочёл пересечь Днепр на смоленской ладье. У него второй день текло из носа, а простуживаться окончательно в его возрасте было бы опасно. Все остальные не успели высохнуть в быстрой скачке вдоль речки Трубежа, как открылся красавец-Переяславль. Город, благодарение Богу, остался цел, дымилось расположенное за ним предместье.

Великие князья, не мешкая, повели своё малое войско к Залозному шляху, когда Кузнечные ворота растворились, и выехали несколько десятков вооружённых всадников под знаменем князя Владимира Глебовича Переяславльского.

– Никак с нами сечься надумали переяславльцы, – усмехнулся Рюрик Ростиславич, натянул поводья и поднял руку. – Придержите коней, молодцы.

– И ведь то не князь Владимир под его знаменем, – пояснил дальнозоркий его соправитель. – Он в помощь нам свою недобитую дружину посылает, вот что. А под знаменем его тысяцкий Олекса Суздалец.

– Они там все через одного суздальцы, – проворчал князь Рюрик. Резко оборотился к соправителю. – Давай обсудим выходку, которую учудил мой брат Давид. Подъедет твой Суздалец, не сможем говорить свободно.

– Твой Сузделец, твой Суздалец… Такой же твой, как и мой, брат…

– Ну не скажи, отец мой и брат, не скажи! Это мы тут в Киеве привыкли к тонким отношениям, к увёрткам и словоблудию, к хитрым проискам за спинами друг у друга. Порой мне кажется, что не на простецкой Руси живу, а в Царьграде, что тону в кознях хитрых греческих царедворцев. Ты что, не видишь разве? Не мы правим, а хитрозадые киевские бояре. Брат мой Давид позорно повернул назад из Треполья, а киевские полки вообще не вышли из города! А где чёрные клобуки, где берендеи? На них ты почему-то не гневаешься. Мне, Ростиславичу, князь Владимир природный соперник – давно ли я с ним воевал? Я, как и чёрные клобуки, а тем паче киевские ратники, прекрасно помню, кто на щит взял Киев и пустил в него половцев – отец Владимира недоброй памяти Глеб Юрьевич, разоритель Киева! Однако я твой соправитель, и я понимаю, что князь Владимир только что принял на себя удар половцев, направленный на всю Русскую землю. И не думал, кровь свою проливая и пот мужественный утирая, что открыл половцам ворота на Русскую землю его заклятый враг Игорь Святославович. А брат мой Давид – человек простой, лесной и болотный житель. Ты уговорил его идти летом глубоко в Половецкую степь – он и согласился. Ты предложил выйти раньше, чтобы отбить половецкое нашествие на Киев, – он и приплыл по Днепру. А на защиту Переяславской земли Давид идти не захотел. И если раньше ты не догадывался, теперь знаешь, почему.