Иван Оченков - Пушки царя Иоганна [litres]

– Никита, как до дела дойдут, разбуди меня.

– Его царское величество и королевское высочество, великий государь, царь и великий князь, а также великий герцог Мекленбурга желает выслушать мирные предложения от своего брата короля Сигизмунда! – велеречиво перевел мою речь Лопатин.

Поляки, разумеется, прекрасно поняли, что именно я сказал, но сделали вид, будто все идет как надо. Как и ожидалось, умеренностью их первое предложение не отличалось. Моему герцогскому и королевскому высочеству предлагалось по доброй воле уступить трон королевичу Владиславу, вернуть Речи Посполитой Смоленск, Белую и еще с полдесятка захваченных у них городов и крепостей. Кроме того, выплатить контрибуцию и вернуть всех пленных. За это мне обещали свободный проход в Мекленбург.

– Никита, – воскликнул я, ухмыльнувшись от подобной наглости, – спроси у господ сенаторов, где это меня так сильно разбили, что высказывают такие претензии?!

– Ясновельможный пан герцог, – тоже воскликнул Сапега, – именно такие инструкции дал мне наш всемилостивейший и христианнейший король!

– Ну, то, что наш брат Сигизмунд головой скорбен – не новость, – сочувственно отвечал ему я, – но вы, господа сенаторы, до сих пор считались людьми неглупыми. А если это так, то к чему этот балаган?

– А какие условия посчитали бы справедливыми ваше королевское высочество?

– Мое царское величество , – подчеркнул я свой титул, – было бы совершенно удовлетворено следующими условиями. Все, что мое – мое! То есть все земли, города и крепости, которые я взял на шпагу, включая Смоленск, Чернигов, Белую и так далее, остаются в составе русского царства отныне и навсегда. Равно это касается Риги и земель в Ливонии, занятых моим братом королем Густавом Адольфом. Пленные обмениваются все на всех, за исключением тех, кто пожелает остаться на службе в своем новом отечестве. Если Речь Посполитая, в вашем лице, согласится заключить с моим царством оборонительный союз против татар и осман, то я согласен отказаться от контрибуции. В противном случае я полагаю справедливой сумму не менее чем в пятьдесят тысяч талеров единовременно и еще столько же частями в течение пяти ближайших лет.

Услышав мои требования, особенно в части, касающейся выплат, сенаторы поперхнулись, и только епископ Адам Новодворский ошеломленно выдохнул:

– Вы требуете контрибуции в сто тысяч злотых?..

– Вы тоже думаете, что это мало? Вы правы, ваше преосвященство, обычно я оперирую несколько большими суммами, но снисходя к бедственному положению Речи Посполитой, склонен проявить милосердие.

Пока господа комиссары переглядывались, Гонсевский заинтересованно спросил, что я понимаю под оборонительным союзом от турок.

– Это означает, – любезно пояснил я, – что если на наши пределы нападут подданные османского султана, то храброе воинство Речи Посполитой должно прийти к нам на помощь.

– А если на наши?

– Вот тут в зависимости от обстоятельств.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, если извечные враги христианского мира – османы, нападут на вас, желая искоренить истинную веру, то мы непременно придем на помощь к своим братьям-полякам. А вот если война будет спровоцирована неуемными аппетитами некоторых магнатов, вмешивающихся в дела подвластных султану государств, то мы умываем руки.

– То есть мы вам помогать обязаны, а вы нам – нет?

– Ну не хотите же вы, чтобы я воевал за интересы Потоцких, пытающихся посадить на трон в Яссах своих ставленников – Могил?

– Боюсь, это предложение неприемлемо.

– Ну, нет так нет. Давайте вернемся к обсуждению размеров контрибуции.

– Это неслыханно! Мы находимся на вашей земле, а не вы на нашей!!! Кроме того, вы упомянули Чернигов, а он, слава Создателю, занят польскими войсками.

– То, что вы признаете ту землю моей, уже хорошо. Что касается второго пункта, то это недолго исправить.

– Вы угрожаете нам?

– Предупреждаю, пан Гонсевский. Пока – только предупреждаю. Право же, я никогда не хотел этой войны, и ее ход не доставляет мне не малейшего удовольствия. С тех пор как меня избрали царем, я всего лишь обороняюсь и возвращаю земли, незаконно отторгнутые у моего царства. Сам же я совершенно не желаю чужих территорий, ибо дарованная мне Божьим провидением страна и без того обширна и богата.

– Ваш набег на Ригу не выглядел обороной, – прищурился рефендарий.

– А разве я получил хоть пядь земли в Ливонии?

– Вы получили миллион злотых!

– Гнусная клевета! Эти мерзкие бюргеры обманули меня и заплатили едва ли половину этой суммы. К тому же большая ее часть была выплачена настолько некачественной монетой, что мне даже неудобно признаваться в своем промахе. Поэтому предупреждаю сразу: если мы договоримся о контрибуции, то я буду настаивать на тщательнейшей проверке, как веса монет, так и содержания в них драгоценного металла.

– О, могу успокоить ваше королевское высочество, в этой проверке не будет необходимости.

– Мы заключим союз?

– Нет, конечно; просто вы в любом случае не получите ни гроша!

– Вы не поверите, но именно так мне сказал рижский бургомистр при нашей первой встрече.

– Тот, который обманул вас при расчете?

– Да, именно он. К сожалению, он теперь подданный моего брата короля Густава Адольфа, и я не могу его повесить. Все-таки мы союзники.

– Я смотрю, – усмехнулся Сапега, – союзники не поспешили вам на помощь.

– Вы правы, ясновельможный пан, однако с подобного рода договорами частенько происходит странное: пока союзник терпит поражение, о них все забывают. Но стоит ему одержать победу, как все сразу же вспоминают о своих обязательствах. Особенно если от их выполнения ожидаются некие преференции.

– Вы надеетесь на помощь короля Швеции?

– Я надеюсь на ваше благоразумие, господин канцлер. Король Сигизмунд считает себя еще и королем свевов, готов и вендов [61] Титул шведского короля. , и это заблуждение уже стоило Речи Посполитой Риги и значительной части Польской Лифляндии. Ваш королевич Владислав с чего-то вбил себе в голову, что он еще и русский царь. И из-за этого множество храбрых шляхтичей остались в поле под Можайском. Поэтому я спрашиваю вас: не слишком ли дорого вам обходятся амбиции этой семейки?

– Но Владислав действительно имеет законные права на московский трон.

– Ухо от селедки имеет ваш королевич, а не права на престол, и вы это знаете. А еще вы знаете, что он неспроста поспешил в этот поход, не дождавшись вас. Он хотел стать царем без вашей помощи и получить абсолютную власть. И если бы ему это удалось, и он стал бы еще и вашим королем, то я бы и ломаного гроша не поставил за шляхетские вольности.

– Вы очень откровенны, ваше королевское высочество, и мне это нравится. Я тоже буду с вами откровенен. Вы одержали одну из самых выдающихся своих побед, признаю это. Но Речь Посполитая может выставить в поле еще не одну такую армию. И даже сейчас к Москве движется войско Сагайдачного, так что, вполне возможно, это была последняя ваша победа.