Иван Оченков - Пушки царя Иоганна [litres]

Девушка, похоже, была несколько напугана матримониальными планами взявшего ее в плен молодого человека и потому не переча вскочила на подведенную ей кобылку. Я же, глядя на стоящего с потерянным видом парня, вдруг неожиданно для самого себя снял с головы свою шапку и протянул ему:

– Держи, заслужил!

То что Анисим Пушкарев – человек хозяйственный, в стремянном полку ведали все, а потому никто не удивился его приказу тащить из ляшского лагеря все что только можно унести. Стрельцы, впрочем, ничуть не уступали в этом своему командиру, и споро покидав «нажитое непосильным трудом» имущество в захваченные возы, запрягли в них трофейных лошадей. Ездовых в импровизированный обоз назначили из числа легкораненых. Одним из таких был чернобородый Семен, едва не зарубленный венгерским пехотинцем в утреннем бою. Впрочем, от его алебарды стрелец ловко увернулся и тут же ответным ударом раскроил своим бердышом череп противника. Обливающийся кровью мадьяр упал, а его убийца тут же запнулся о тело убитого и охромел. И вот теперь он сидел на козлах и правил парой лошадок, то и дело морщась от боли в поврежденной ноге.

– Как нога-то? – поинтересовался поравнявшийся с ним верховой стрелец.

– Болит, проклятая, мочи нет… – скривился тот в ответ.

– Сказывают, тебя царские лекари смотрели?

– Да что этот басурманин понимать может, – отмахнулся чернобородый. – Дернул за ногу, окаянный, так, что я свету божьего не чаял увидеть, да велел ногу не тревожить. А как ее не тревожить?

– Все же лучше, чем верхом, – рассудительно заметил его товарищ.

– Скажешь тоже, лучше… да лучше бы они мне винца налили! Я сам видал, как Прохору наливали.

– Не гневи Бога, Семен, Прошке-то весь бок пропороли. Сейчас лежит в беспамятстве, того и гляди богу душу отдаст!

– Вот-вот, оно ему все одно без надобности… – пробурчал стрелец и с надеждой посмотрел на приятеля. – Слышь, Игнат, ты бы попросил у артельщика?

– Ополоумел? В походе за пьянство и повесить могут!

– Так то здорового, а я хворый.

– А Пушкареву без разницы, какой ты!

– Это верно, – пригорюнился чернобородый. – Ну и ладно, не помру как-нибудь. Чего нового-то слыхать?

– Да чего тут нового, – пожал плечами Игнат, – побили маленько ляхов, да и удираем. Драгуны остались их задержать елико возможно, да потом нас догонят.

– Немецкие драгуны или русские?

– Панинские.

– Понятное дело – православных не жалко…

– Тьфу на тебя! Хотя слушай… сказывают, один рейтар из московских жильцов поймал ляха, а тот оказался девкой!

– Иди ты!

– Вот тебе крест.

– И чего?

– Да ничего, ее государь увидал и захотел выкупить, а тот ни в какую! Женюсь, мол, на ней, и все тут!

– А царь чего, неужто зарубил?

– Кого зарубил? – изумился Игнат.

– Как кого, жильца!

– Да господь с тобой, не стал он его рубить.

– Но девку отобрал?

– Зачем отобрал? Она сама с ним поехала, а государь рейтару свою шапку пожаловал.

– Ишь ты, – озадаченно покрутил головой стрелец, а потом, тряхнув головой, заявил: – Честь та велика, а деньгами все одно лучше!

– Я тоже думаю, что лучше деньгами получить, чем на латинянке жениться.

– Ага, особливо после царя.

– Ты о чем это?

– А ты думаешь, она ему для чего занадобилась? Царица не едет, Лизка в Кукуе осталась, беса тешить-то и не с кем.

– Тьфу ты, прости господи! Ну тебя, Семен: доведешь когда-нибудь до греха.

Между тем девушка, о которой они говорили, тряслась в седле посреди царских телохранителей. Панна Карнковская после всех приключений чувствовала себя совершенно разбитой и готовой вот-вот упасть. К тому же у бедняжки со вчерашнего вечера не было во рту даже маковой росинки, и она ужасно хотела есть. Но попросить окружавших ее суровых ратников не позволяла гордость, а пленивший ее герцог, казалось, совсем позабыл о бедной Агнешке. «Прежде он был совсем не такой…» – невольно подумала она, припомнив взятие Дерпта. Город тогда был захвачен, прислуга в ужасе разбежалась, а Иоганн Альбрехт вдруг сам встал к плите и приготовил завтрак для себя и своих людей, не забыв пригласить к столу своих пленников Карнковских. При этом он шутил, рассказывал занятные истории и вообще был очень мил. Потом он добился, чтобы в Дерптский замок приехала ее тетя, и честное имя Агнешки не пострадало. Боже, были же времена, когда у нее было честное имя! Но почему он тогда отверг ее любовь?

Когда войска, наконец, остановились для привала, девушка была на грани обморока. Кое-как соскользнув с седла, она сделала несколько шагов и в изнеможении опустилась на траву. По-прежнему окружавшие ее русские ратники продолжали смотреть на нее с подозрением, как будто опасались какого-то злого умысла, но у нее уже не было сил обижаться.

– Вы голодны? – раздался негромкий голос совсем рядом.

Агнешка хотела было гордо отказаться от подачки, но смогла лишь измученно кивнуть. Человек, спросивший, хочет ли она есть, тут же сунул ей в руки кувшин с парным молоком и краюху хлеба. Господи, ей приходилось бывать на пирах у королевича и самых знатных магнатов Речи Посполитой, но никогда она не ела ничего более вкусного!.. Ожесточенно вгрызаясь в черствый хлеб и жадно запивая его молоком, девушка мгновенно, как ей показалось, покончила с предложенной ей пищей. Закончив есть, она подняла глаза и увидела, что Иоганн все это время внимательно наблюдал за ней. Внезапно Агнешке стало ужасно стыдно, что она ведет себя при нем как последняя мужичка. Однако в глазах герцога не было ни малейшей насмешки, а скорее сочувствие.

– Прошу простить меня за проявленную невнимательность, – мягко сказал я ей. – В походе мы обходимся самой простой пищей, которая была бы слишком груба для вас. Но скоро будет готов ужин, и я прошу вас оказать мне честь…

Девушка рассеянно слушала, что он говорил, не слишком понимая смысл слов; очевидно, надо было что-то ответить, и она собралась с силами, но покачнулась и, так ничего и не сказав, растянулась на земле.

– Сомлела девка, – сочувственно прогудел Вельяминов, – умаялась.

– Не похоже, – покачал я головой в ответ, – где О’Коннор? Кажется, у нее обморок.

– Известно где, раненых пользует.

– Он ведь не один? Пусть хоть помощника какого пришлет…

Похоже, у Никиты на этот счет было свое мнение, но перечить он не стал и послал одного из свитских за лекарем.

– Возможно, это от голода, – заметил Михальский, – вполне вероятно, что утром она не успела поесть.

– Ты бы еще дольше молоко искал, – пробурчал я в ответ, – она бы точно окочурилась. Не вяленой же кониной ее кормить было?

– Я не пастух, чтобы коров искать, – пожал плечами Корнилий, – тем более для нее.

– А кто же тогда так расстарался?