Иван Оченков - Пушки царя Иоганна [litres]

– Пушки лишними не будут, – задумчиво проронил он, – но на стены их сразу не затащишь… Ладно, государь мне сказывал, что отдаст пушки, у ляхов захваченные. Сейчас пошлю людей за ними.

– Не прикажешь ли чего, князь Дмитрий Михайлович?

– Ступай с Богом, да скажи: все сделаем, как государь повелел.

Вернувшись после разговора с воеводой в лагерь, Анциферов кинулся к царскому шатру и застал там прелюбопытнейшую картину. Вышедший из шатра государь на чем свет стоит материл валяющегося у него в ногах боярина.

– Да лучше бы ты сам утонул, песий сын! Чтоб тебя, проклятущего, все окрестные русалки защекотали скопом и к сожительству принудили!

Толпящиеся вокруг свитские смотрели на провинившегося боярина без малейшей приязни, похоже, прикидывая уже, где его ловчее будет повесить. Царь, однако, приказа о расправе не дал и, закончив ругаться, коротко приказал, будто сплюнул:

– Пшел вон отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели!

Первушка бочком протиснулся к стоящему неподалеку Янеку и тихонько спросил:

– Чего это тут стряслось?

– Кажется, этот боярин…

– Князь Петр Пронский…

– Да, наверное; так вот, он должен был доставить пороховой обоз, но по какой-то причине порох, им доставленный, оказался подмоченным. То ли под дождь попали, то ли при переправе намочили.

– Беда-то какая!

– Угу, – неопределенно буркнул литвин, внимательно наблюдая за царским шатром, как будто высматривая кого-то.

– Первак, где тебя черти носят? – беззлобно ругнулся подошедший к ним Пушкарев.

– Да как же, Анисим Савич, сам же посылал с росписью к князю Пожарскому!

– Верно, посылал, – вспомнил полуголова, – ну и что, отдал роспись-то?

– А как же; Дмитрий Михайлович велел передать, что все исполнит, как государь повелел.

– Исполнит, куда же он денется, – вздохнул Пушкарев, – вот только теперь без ляшского зелья. Пушки и ядра отдадим, а порох себе оставим.

– Нешто все так худо?

– А-а!.. – махнул рукой, поморщившись, Анисим и продолжил: – Ты вот что, бери в охапку своего литовского дружка и ступайте-ка оба к государю.

– Зачем? – испугался Анциферов.

– А вот там и узнаешь… идите, кому сказано!

Делать нечего, пришлось Первушке, взяв с собой Янека, идти к царскому шатру. Государь к тому времени уже зашел внутрь и дорогу им преградили скрещенные протазаны податней.

– Куда вас нелегкая несет? – хмуро спросил один из них, рослый детина в посеребренном панцире и шлеме.

– Государь велел…

– Нет, ну ты посмотри, какие сановные люди! – едко воскликнул второй, несколько более тщедушный податень, одетый точно так же. – Их, оказывается, государь кликнул…

– Не говорили про вас ничего, – решительно перебил его здоровяк, – шли бы вы, болезные, отсюда подобру-поздорову, пока целы, уж больно царь нынче гневен!

– Государь велел, – насупившись, повторил Анциферов.

– Ничто, другой раз будешь знать, как рындам и податням дорогу переходить! – злобно прошипел второй. – Иди отселева, пока ратовищем [54] Ратовище – древко бердыша, протазана или рогатины. не огрел!

Тут из шатра выглянул сам Михальский и, увидев, что Первушка с Янеком уже пришли, велел их пропустить.

– А вот и они, прекрасная панна, – воскликнул я, увидев входящих молодых людей. – Насколько я понимаю, с паном Корбутом вы знакомы, а второго зовут Акакием Анциферовым.

– Паном Корбутом? – с непередаваемой интонацией, в которой удивление смешалось с легким сарказмом и презрением, воскликнула Агнешка. – Ах, это ты, Янек…

– Счастлив видеть вашу милость в добром здравии, – пролепетал литвин, едва не упав в обморок при виде предмета своей страсти.

– Ну, насколько я понимаю, ваш старый знакомый – шляхтич, а потому «пан», – широко улыбнулся я.

– В Речи Посполитой много шляхтичей, – проворковала в ответ полячка и снова повернулась к Корбуту. – Спасибо, мой добрый Янек, я так рада увидеть хоть одно родное лицо, среди всех этих…

– Отвратительных рож, – любезно подсказал я замявшейся девушке. – Что же, я счастлив, прекрасная панна, что смог доставить вам хоть маленькую радость. Вашему бывшему слуге совершенно нечем заняться, а потому он поступает в ваше полное распоряжение. Насколько я понимаю, дело для него привычное. Также я поручаю вас попечениям господина Анциферова, он будет следить за тем, чтобы у вас всего было в достатке, и отвечать за вашу безопасность.

– Благодарю ваше высочество за заботу. – Агнешка манерно присела в книксене, выглядевшем довольно нелепо, принимая во внимание ее мужской наряд. – А что, пан Анциферов тоже шляхтич?

– Поверьте мне, дорогуша, – ухмыльнулся я на явный намек спесивой полячки, – с высоты его происхождения, разница между вами и королевичем Владиславом совершенно незаметна!

Услышав это, панна Карнковская вздрогнула, как от пощечины, и, поджав губы, стремительно вышла вон. Корбут, пожирая ее глазами, был готов двинуться следом, но Первак удержал его.

– Вот что, молодые люди, – внимательно посмотрел я них, – глядите, чтобы все ладно было. Ты, Янек, поди, и сам знаешь, чего делать, а ты, Акакий, – ну и имечко тебе родители подобрали, прости господи! – сходишь к немецким маркитанткам и прикупишь для девицы чего положено. Рубашек там, на смену, или еще чего. Да скажи им, чтобы цены не задирали, не то я сам с ними торговаться начну.

– Сделаю, государь.

– Ну, ступайте.

Дождавшись, когда приятели, отвесив церемонные поклоны, выйдут, я подошел к походному трону и, усевшись на него, спросил у Михальского:

– Как думаешь, Корнилий, слыхал твой пленник, как я Петьку Пронского крыл?

– Вы так кричали, ваше величество, что вас слышал весь лагерь!

– Хреново… – буркнул я, но что именно хреново, уточнять не стал.

Выйдя из шатра, Первушка с Янеком опять оказались рядом со стоящими на часах податнями. Служивые дружно скрестили на них взгляды, как будто недоумевая, дескать, чего это вас живыми выпустили? Но говорить ничего не стали, и приятели двинулись прочь, обсуждая свалившуюся на них службу.

– Для госпожи необходим отдельный шатер, – решительно начал Корбут, – совершенно невозможно, чтобы паненка жила под одной крышей с мужчинами!

– Оно так, – почесал голову Анциферов, давно сообразивший, в каком качестве путешествовала Агнешка, – кабы с королевичем или хоть с воеводой каким…

– Зачем ты так говоришь, – страдальчески поморщился литвин, – разве ты не видел, она ведь ангел!

– Ладно, – отмахнулся от жертвы амура Первак, – я побегу к немцам да приведу маркитантку, а ты подожди, пока воевода Корнилий выйдет. Пусть скажет, где для нее шатер брать.

– К какому воеводе? – непонятливо переспросил Янек. – А… ты, верно, про пана Михальского…