Иван Оченков - Пушки царя Иоганна [litres]

Тем временем жолнежи распалили факел, и неровные языки пламени осветили беглецов.

– Разрази меня гром, пан Ржевутский, – раздался совсем рядом знакомый голос, – да это же и впрямь наш пропавший Корбут собственной персоной!

– Вы действительно его знаете, пан Криницкий?

– Ну, разумеется! Янек, бездельник, где ты пропадал столько времени? Извольте видеть, пан хорунжий, он исчез как раз в тот вечер, когда случилось несчастье с паном Юзефом, упокой господи его душу!

– Пан Адам, какое счастье, что вы здесь, – обрадовался Корбут, – меня взяли в плен, и я только теперь смог бежать…

– Погоди, да это же тот самый паренек, что был с тем шляхтичем…

– Это был Казимир Михальский, именно он захватил меня.

– Этот ренегат!

– Да, и пана Юзефа тоже он убил.

– Вот мерзавец… но ничего, Бог даст – мы с ним еще повстречаемся. Так ты говоришь, у тебя есть известия для пана гетмана?

– Да, ваша милость!

– А кто твой товарищ?

– Тоже пленник, нам обоим удалось бежать.

– Ну что же, надеюсь, что ваши известия понравятся Ходкевичу и хоть немного утешат королевича.

– А что случилось с его высочеством? – подала голос молчавшая до сих пор Агнешка.

– Уж не знаю, как вам и сказать, любезный пан, а только говорят, что он потащил с собой на войну свою коханку, небезызвестную панну Карнковскую. Да только ее не то убили, не то захватили в плен во время сражения у Вязьмы. И теперь наш королевич в печали, и даже пан Калиновский не может его утешить, потому как если она попала к герцогу Иоганну Альбрехту, то уж он наверняка нашел ей применение.

– Да как ты смеешь, негодяй! – взвизгнула девушка и попыталась ударить Ржевутского, но тот с легкостью перехватил плеть.

– Чи пан дурны́й? – с легким удивлением воскликнул он и вывернул ей руку так, что несчастная согнулась, и с головы слетела шапка.

– Ради бога, не надо! – крикнул Янек и кинулся между ними, но хорунжий уже понял свою ошибку и отпустил Агнешку.

– Прошу прощения, пани, – сконфуженно пробормотал он, – но в этой темноте…

Глаза взбешенной таким приемом девушки, казалось, вот-вот прожгут дыру в панцире хорунжего, однако браниться сил уже не было, и она лишь тихонько сказала: – Отведите меня к Владиславу.

В шатре королевича их встретили как выходцев с того света. Плачущая Агнешка хотела было кинуться к нему на шею, но вокруг было столько народу… к тому же казалось, что каждый из собравшихся тыкал в нее пальцем и начинал злословить, стоило лишь отвернуться. Увы, ее герой тоже не проявил особого энтузиазма, увидев свою любовницу целой и невредимой. На мгновение девушке даже показалось, что он стыдится ее. На счастье, кто-то догадался дать знать ее отцу. Тут же прибежавший пан Теодор кинулся обнимать дочку и громко благодарить Господа, услышавшего его молитвы и спасшего бедную девочку. Не дождавшись особого сочувствия ни от королевича, ни от гетмана, он объявил, что уведет ее к себе. Агнешке показалось, что, услышав это, все вздохнули с облегчением. Сил бороться больше не было, и она покорно дала себя увести.

Едва Карнковские вышли, взгляды присутствующих скрестились на Янеке. Молодой человек и без того чувствовал себя не слишком уютно, а теперь ему и вовсе захотелось провалиться сквозь землю. Тут ему в первый раз показалось, что идея с побегом была вовсе не так хороша.

– Парень, ты сказал, что у тебя есть важные известия, – подтолкнул его Ржевутский.

– Да, ваша милость.

– Говори! – подал голос молчавший до сих пор Ходкевич.

– Ясновельможный пан гетман, и вы, ваше королевское высочество, – начал он свой рассказ, – да будет вам известно, что меня обманом захватил в плен сам Казимир Михальский. Уж не знаю, как мне удалось выжить, да только он не стал меня убивать, а отвез к своему господину герцогу Иоганну Альбрехту. Не подумайте ничего дурного, панове, я маленький человек и мало что знаю про ваше славное войско, а уж про военные планы и вовсе ничего. Так что если бы я и захотел что-то выдать, то уж точно бы не смог. Однако пан герцог, хоть его и называют мекленбургским дьяволом, не стал меня убивать или приказывать сдирать с меня кожу с живого, не знаю даже почему. Может, все дело в том, что я хоть и молод еще, но человек ученый, а в Московии такие люди редкость…

– Послушай, парень, мне нет дела до того, ученый ты или нет! Говори дело.

– Как будет угодно вашей милости. Уж не подумайте, что я болтлив, просто подумалось мне, что вам, ясновельможные паны, может пригодиться любая мелочь… да-да, конечно, если вы так хотите, то я перехожу прямо к делу. Так вот, дня за три до того как герцог Иоганн Альбрехт вернулся из похода, в московитский лагерь пришли подкрепления и большой обоз с порохом и иными припасами… Из какого похода вернулся пан герцог? Ну, я слышал, что он со своими схизматиками и немцами напал на светлейшее и благороднейшее войско вашего высочества неподалеку от Вязьмы. Наши храбрецы, как я знаю, отбили его вероломное нападение, и московиты трусливо бежали, прихватив захваченные в бою пушки. О, прошу простить меня за эти подробности, да только это важно.

Так вот, ясновельможный пан герцог, конечно, еретик, но только всем известно, что он храбрый рыцарь и весьма сведущий в ратном деле человек. Так что нет ничего странного, что он решил проверить привезенный обозом порох. И что же, вы думаете, он обнаружил? Да не что иное, как то, что порох оказался подмочен и вообще никуда не годится! Иоганн Альбрехт так рассердился, что кричал, топал ногами и всячески поносил князя Пронского. Как, разве я не сказал? Князь Петр Пронский командовал этим обозом, и как-то так случилось, что весь порох промок. Эта потеря оказалась очень чувствительной для московитов, потому как прежде они очень радовались, что им удалось захватить порох у наших храбрых жолнежей и трусливо бежать с ним. Да, я сам слышал, как об этом говорил пан Михальский, и вид у него был при этом очень озабоченный.

Ходкевич и Владислав, до сих пор слушавшие рассказ Янека с нескрываемым раздражением, внезапно проявили интерес к повествованию и многозначительно переглянулись.

– Значит, перебежчики не врали… – пробормотал себе под нос королевич.

– Что, простите? – переспросил Корбут.

– Ничего, продолжай.

– Как будет угодно вашей милости. Впрочем, про порох я больше ничего не знаю, а во время боя герцог захватил не только наши пушки с обозом, но и ясновельможную панну Агнешку Карнковскую. Узнав, что я был на службе у ее отца, Иоганн Альбрехт приказал мне быть у нее в услужении.

– Скажи мне, – нерешительно прервал монолог Янека Владислав, – а как наш кузен относился к панне Карнковской?

– Вы про герцога Иоганна Альбрехта, ваше высочество? Ах да, он же женат на вашей кузине принцессе Катарине, как я мог забыть… Ну что я могу сказать, кроме того, что уже говорил… Пан герцог – рыцарь, это всякий знает, и обращался он с панной по-рыцарски. Сразу по приезде ей отвели отдельный шатер, приставили стражу, чтобы оградить панну от возможных неприятностей. Нет, ничего не могу сказать дурного, пан герцог поступил как благородный человек.