Владимир Поселягин - Корейский вариант [litres]

Согласно сообщениям пленных, такими варварскими атаками мирных транспортных судов, полных военной техники и солдат, на дно было отправлено порядка двадцати тысяч человек, три десятка танков, около сотни грузовиков, боеприпасы и много что ещё. Потом подошли два авианосца и вбили в землю своими авиагруппами всю нашу авиацию, и дальше южане, а точнее американцы, наступали без проблем. Скоро десант будет, если уже не высадили. По времени вскоре должен быть. Могли и поторопиться. А так бесило, противник двигается быстро, везде паника, а нас даже и не думают эвакуировать, те, что ходячие, уходили сами, а нам как быть? Вон, стрелок на соседней койке тоже только и скрипел от злости зубами. Было отчего.

Поэтому, когда снаружи раздалось несколько автоматных очередей и крики – всё это под рёв мощного движка, то ли танкового, то ли бронетранспортёра, – я понял: всё, они здесь. Даже на суету я особо не обращал внимания, в палаты заглядывали и южнокорейские и американские солдаты, потом быстро привели доктора, что нас лечил, с ним были два американских офицера, лейтенант и капитан, судя по значкам на шлемах. Последний и сказал мне и стрелку:

– Так это, значит, вы потопили наш авианосец? По радио об этом ваши хвастались, даже наградили вас. Пять тысяч парней сгорело заживо или захлебнулось в воде… Кто пилот?

– Ну, я. Таких тварей, как вы, только и нужно, что жечь калёным железом.

– Жечь? А ты знаешь, это хорошая идея. Лейтенант, оформите в рапорте, что при нашем приближении северокорейские солдаты сами сожгли свой госпиталь, чтобы раненые не были нами спасены. Нужно будет при свидетелях зафиксировать этот жуткий факт коммунистической жестокости.

– Сделаем, – кивнул тот и заорал: – Бензин сюда!..

Катясь под откос, под рёв удаляющегося движка грузовика, я заполошно вскочил на ноги, осматриваясь. Кровь из раны на голове заливала глаза, и я яростно завыл, как тогда, вспыхнув вместе со стрелком и доктором, которому прострелили ноги в нашей палате. А я раньше не верил, что в армию США набирали в основном отребье, бандитов, добровольно туда шли только те, кто хотел и желал убивать. Даже офицеры соответствовали. Теперь верю, отребье и есть.

– Твари, ненавижу! – падая, прохрипел я.

Крик души пропал втуне, подбегающие корейцы ничего не поняли, крик был на русском. Дальше я впал в забытье и очнулся только ночью, попросив пить. А перед тем как снова потерять сознание, прошипел с полубезумной улыбкой на лице:

– Я бессмертен.

Тот, кто заживо сгорал, облитый бензином, меня поймёт. Долго мне отходить придётся после той пылающей палаты, всё это под рёв десятков раненых, сгорающих в соседних помещениях госпиталя и шум пламени.

На следующее утро, шагая к месту засады – пока ничего менять я не хотел, – размышлял. Что же я неправильно делаю? Заметьте, меня убивают обычно после того, как я топлю или участвую в потоплении одного американского корабля. В первом эпизоде это был эсминец, во втором – авианосец. Расту, однако. Что будет следующим? Однако надо что-то менять, раз меня убивают, значит, что-то делаю не так. Нужно понять – что? Попытка быстрого яркого внедрения была, только вот убили подло в спину наши же спецслужбы. Под видом иностранца-добровольца тоже внедрение прошло неплохо, только закончилось ещё хуже. Можно повторить, я не отрицаю, зная, где яма, не трудно подстелить соломку. Например, сесть не на ту дорогу, а дальше двигаться избегая оврага или вообще на рисовый чек. Всё шансы выжить. Только что дальше? Не сожгут американцы этот госпиталь, сожгут другой, суть не изменится. Тут не в этом проблема, корень зла нужно убирать. Сейчас начинаешь отчётливо понимать, что дело не в американских солдатах, а в тех, кто их сюда послал. Нужно узнать противника изнутри, в этот раз путь мой будет лежать не в Аргентину, а в Северную Америку. Только не сейчас, нужно прийти в себя. У меня такое впечатление, что не кожа, а я покрыт коркой с сукровицей, хотя трогаешь – всё нормально. Видимо, снова остаточное воспоминание о последних секундах жизни в госпитале. Хм, а вот и место засады, где грузовик остановится с водителем-засранцем.

Потянувшись, я выбрался из отсека в хвосте самолёта и, спрятавшись за ближайшим ящиком, быстро осмотрелся. То, что «дуглас» уже взлетел, я заметил. Четыре ящика уложены в стороне, их не видно, прикрыты брезентом, только очертания угадываются да углы.

В этот раз поначалу я действовал так же, убил обоих американцев, грузовик скрыл там же, вещмешок с припасами и оружием спрятал в нише, потом пошёл в город, американский медик, покупка нормальной одежды, парикмахерская, угон мотоцикла у морячка, пока тот отсутствует, подготовка к захвату «китайского» самолёта с золотом, и, наконец, сама операция. Ещё ночью я забрался в хвостовой отсек, а тут крохотный багажный отсек был, откроешь дверцу – конура, но кто знает, а я знал, пол убирается, и там, скрючившись, может спрятаться человек, я не только спрятался, но и сидор с припасами тут же уложил. Ещё пистолет при себе оставил, не убирая его в вещмешок, который в нише схоронил вместе с винтовкой. А кольт сейчас у меня в руке был.

Четыре дня назад я опять начал сначала, эпизод три. Если кто не понял, это была горькая шутка. То сожжение раненых, надеюсь, всё же вправило мне мозги. Два дня отходил после увиденного, участие в сожжении раненых подавляюще сказалось на мне. Однако за эти дни отошёл, правильно говорят люди, время лечит, да и характер у меня закалён, и отошёл, и успел подготовиться. А насчёт Северной Америки, изучения врага изнутри, я временно передумал. Я так полагаю, ещё представится случай-эпизод. Видимо, всё же встряска помогла, я решил пойти другим путём. Да обратиться к Сталину. Попробовать эту версию. Как я понял, если не получится, у меня будет ещё шанс, потом ещё, ещё и ещё. Про бессмертность, похоже, я попал в точку, сам себе удивляюсь. Насчёт товарища Сталина, а всё же я его уважаю, не могу не уважать, я много раз думал. В первый раз не решился, да и отпугнули спецы из Союза, лезвие, торчащее из груди, я всё ещё помнил, поэтому во втором эпизоде и была Аргентина, а сейчас решил положиться на государство, на то государство, в котором вырос, воевал, жил и почти умер. Сейчас же я решился.

Насчёт золота, да я понимал, что вряд ли оно мне в Союзе понадобится. Ну, если только один слиток, расплавлю и буду продавать. Деньги-то нужны, чтобы до Москвы добраться. Как я это буду делать, пока не решил, есть запасной вариант обратиться к друзьям-товарищам, с которыми воевал и служил. Уж им доказать, что я Федя Палкин, смогу легко. Им поверить труднее будет, чем мне доказать. Да, нужно попробовать и эту линию истории, чтобы совесть не мучила, и не думать. Не получится, значит не получится, начну снова с другой идеей. Их на самом деле немало, чтобы прожить такие короткие жизни-эпизоды достаточно долгое время. Хм, а не научиться ли мне играть на пианино? На гитаре плохонько умею, это называют лабать, а вот пианино уже интересно. Шучу, конечно, но задумываться заставляет, может, на самом деле какие-нибудь знания почерпну или чему научусь, для чего-то же мне дают эти жизни-копии? Понять бы. А раз есть время, то и стоит пустить его на учёбу, глупо от этого отказываться.