Клим Жуков - Солдат императора

– Ты что творишь?! Бернардино! Свободнее выкладывай бронзу! Чему я тебя учил столько времени?! Вы все ничего не слушаете, сукины дети! Все самому приходится… смотри, вот так надо. Ну, понял?

– Да учитель.

– Тогда за дело, или вы до завтра провозитесь.

Бенвенуто отошел от горна, любуясь согласной суетой работников, когда со двора раздался оклик:

– Маэстро! Дрова привезли! Куда сгружать?

Он порысил во двор. Выяснил, что денег из герцогской казны за дерево не выплатили ни флорина, и с кряхтением отсчитал требуемую сумму. И за товар и за извоз. Сеньор Тассо был добрым его другом и замечательным весельчаком, так что обижать его никак не хотелось.

Одно маленькое утешение: проклятый жадина Риччо год назад рехнулся, на почве скупердяйства, не иначе. Жил теперь в роскошном своем особняке и ловил несуществующих мух. Нехорошо потешаться над убогим, но Бог его покарал. И поделом.

Вот только на выплатах это слабо сказалось. Казна Медичи работала как обычно с проволочками. Кошель Челлини часто показывал дно. Да и наплевать, впрочем – теперь всё закончено.

«Почти закончено» – поправил себя художник и побежал обратно к мастерской, где подмастерья разгружали возы с дровами.

– Ты олова принес? – спросил он проходившего мимо ученика. На всякий случай, просто мелькнула мысль такая в голове.

– Нет. А зачем?

– Зачем?! Господи! Затем, что бронза может выгореть, вот зачем! Быстро неси олово! Фунтов шестьдесят, не меньше! И пошевеливайся! О, порождение ленивой ехидны!

Челлини не знал, как выглядит «ленивая ехидна», но ученик вызывал именно такие ассоциации.

И так весь день. И уже далеко не первый день.

Глина – самая лучшая, дрова – самые жаркие, бронза – самая яркая, железо – самое крепкое… рабочие, грузчики, литейщики в помощь, установка талей, котлован – все это слилось перед глазами Челлини в один бесформенный ком, в котором он обязан был разбираться и помнить каждую мелочь. И бегать, бегать, бегать, как будто ему было пятнадцать лет. Не пятнадцать, а жаль – ноги под утро, когда он падал на кровать, буквально отваливались.

Как же тяжко быть одному! С другой стороны, гений всегда одинок, ибо найти в помощь такой же пылающий талант – немыслимая удача и совпадение, вероятность которого стремиться к нулю. Да и не вынес бы хилый кров его мастерской двух таких светильников. Вся Тоскана была для него одного тесновата, что ж тут говорить…

И вот, подготовка близилась к завершению. Горн вычищен до девственного состояния, в зольник загружены дрова, бронза ждет первого жара, желоба тысячу раз проверены, трубки воздуховодов на месте.

Осталось зажечь огонь. Бенвенуто медлил. Он так не волновался с момента первой своей ученической поделки. С другой стороны, он был абсолютно счастлив и чувствовал себя Гефестом и Прометеем одновременно. В теле бурлили горние энергии, глаза сияли, а между пальцами, казалось, вот-вот посыплются искры.

Словно откликаясь мыслям его и настроению, небо на востоке стремительно чернело, то и дело, расцвечивая вечер голубыми сполохами. Надвигалась гроза. Могучий атмосферный фронт несся, окутанный молниями и клубами туч. Как будто небесное воинство, а может быть, демоны ада решили стать свидетелями рождения чуда. Его чуда.

«Бог мой! Как не вовремя!» – думал Челлини, глядя в лицо близившемуся буйству – «а, впрочем, плевать, теперь меня ничто не остановит. Так даже лучше. Пусть Персей родится среди молний и громов!»

– Зажигай! – выдохнул он, оторвавшись от созерцания. – Или, постой. Я сам.

«Желанный мастер» [116] Желанный – точный перевод имени Бенвенуто. запалил факел от масляного фонаря на стене и ткнул его в растопку. Сухие дрова послушно и дружно занялись. Через пять минут горн ожил и загудел, пыхая жаром.

Ученики заворожено пялились на ярящуюся печь, а он позволил себе присесть на скамеечку возле двери. Горн работал отменно, еще бы, ведь он сам его разработал и построил! Еще немного и горн раскалится.

Над городом полыхнула первая молния. Небо почти мгновенно скрылось за бурлящим низким покровом туч. Поднялся ветер. Еще одна молния. А спустя секунду долгий, рокочущий раскат грома.

Неуемный художник вскочил, подбежал к печи. Не мог он сидеть и отдыхать, оставив дело на попечение косорукой молодежи. Под аккомпанемент залпов небесной артиллерии Бенвенуто танцевал возле горна, ворочая дрова длинным железным шестом. От горячего дыхания его волосы и борода закурчавились, а одежда напиталась соленым потом.

Он бегал, отдавал команды, заглядывал в горн, проверяя бронзу, что вот-вот должна была поплыть. Рабочие, ученики и литейщики и прочие помощники числом с десяток, едва поспевали за ним.

– Алессандро! – кричал он старшему литейщику, – проверь заглушки, плотно ли притерты?!

Алессандро Ластрикати проверял их уже тысячу раз, но не смел ослушаться, памятуя от буйном нраве хозяина и его тяжелой руке. Челлини в эти часы был так страшен, что его испугались, будь он даже хилым карликом.

Гроза, меж тем, набирала силу. Молнии сыпались все чаще. И что это были за молнии! Некоторые не затухали по несколько секунд, как будто сам пророк Илия тыкал пальцем в грешную землю. А может вовсе не Илия это, а сам Юпитер ожил, чтобы засвидетельствовать второе рождение древнего героя? Такие молнии сделали бы честь и старому громовержцу.

Без пауз ревел гром, заставляя сжиматься в ужасе все сущее. Ветер свистал и выл, и слышалось в его злом голосе завывание стаи голодных демонов, вышедших на охоту. Ярость бури, казалось, превратила воздух в нечто твердое, и его напор с легкостью выворачивал столетние деревья. Молнии не отставали, играючи раскалывая могучие стволы в три охвата от кроны до земли. Дождь все не начинался.

Но даже небывалый разгул, внезапно одичавшей природы не мог отвлечь Бенвенуто. Его голос перекрывал гром, а помощники, даже думать забыли о страшной буре, завороженные энергией своего хозяина. Сегодня и здесь именно он был богом.

Не богом, как оказалось, спустя некоторое время. Божком.

– Хозяин! Хозяин! – с улицы прибежал заполошенный ученик. На лице не было и кровинки. – Хозяин! Крыша загорелась! И стена! Пожар!!!

Здание мастерской не выдержало жара печи раньше бронзы. Страшное слово «пожар» сковало рабочих ужасом, который в любую секунду мог разродиться банальной паникой. Но Челлини не растерялся. В тот день его не мог остановить и огонь.

– Вы трое! – гаркнул он, выпрямившись, опираясь на огромную свою кочергу. – За мной, во двор! Ты – поднимай слуг! Тащите ведра и лестницу! Бернардино, следишь за горном! Отвечаешь головой! Побежали!

«Где же дождь!?» – буквально вопил он про себя, принимая кадки и ведра, что споро передавали по цепочке слуги. Челлини стоял на приставной лестнице в синем ореоле непрекращающихся молний. Он чуть ли не руками раскидывал горящие доски. Заливал огонь водой, сыпал проклятиями, подгоняя людей. Ему вторил чудовищной силы гром.