Александр Чернов - Одиссея капитана Балка. Дилогия [СИ]

Но принц Генрих, два сына Вильгельма — наследник и Адальберт, а также адмиралы Тирпиц, Бюшель и с ними еще человек двадцать германцев, едут с нами. А потом, как и планировалось — в Циндао. Кстати, среди них три дамы, из которых две — сестры Крупп.

— Ничего себе! И что их на Дальний Восток-то тянет?

— Старшую, похоже, не что, а кто. А вот остальным крупповцам, как мы поняли, не терпится посмотреть крепости, вооружением которых им, возможно, предстоит скоро заняться. Во всяком случае, Дубасов на тему бронебашен обмолвился.

— Кто… это Вы на Луцкого намекаете? Разве он с нами?

— А Вы откуда знаете, Всеволод Федорович? Хотя, понятно — у немцев же это дельце просто на языке висит. А так… да, с нами едет — адмирал Дубасов настоял, — опередив Гревеница, протараторил Беренс.

— Слухами земля полнится, — отшутился Петрович, — извините Владимир Евгеньевич, мы Вас перебили…

— Одним словом, решение эскулапов вылилось в половину дня суматохи, переноса багажа и утряски народа по новым местам. Да, кстати, Вы про Банщикова спрашивали? Так Михаила Лаврентьевича, как лечащего врача, ведущего кайзеру курс терапии, Государь отправил с ним. В Петербург отбыл и Великий князь Михаил Александрович с нашим Василием Александровичем и со всеми его морпехами, так что из «варяжских» здесь только Вы с Беренсом и Ваш Тихон.

По сведениям вполне достойным доверия, Государь на время своего дальнего вояжа возложил на брата бремя регентства. Но, как было заметно по общему восторженному состоянию Михаила Александровича на фоне того, что ему сперва дозволили сопроводить некую весьма юную и не по годам привлекательную особу императорско-королевских кровей до Варшавы, сия новая тяжкая ответственность Его Императорское Высочество совершенно не тяготила. Так что судов-пересудов на эту тему идет предостаточно…

— Но, господа, попрошу — давайте не в нашем кругу. Хорошо?

— Как прикажите. Только…

— Никаких чтоб тут мне — только. Завидовать — разрешаю. Но молча. Даст Бог — все сладится. Кому — счастье. А кому, и нам с вами в том числе, большущее государственное дело. Меньше толковищ, меньше сглазу. Поняли? Или в отношении нашего сближения с немцами у кого предубеждение есть?

— Угу. Поняли…

— Предубеждений-то нет, но вопросы некоторые имеются…

— Что-то не вижу радости и лихости, господа капитаны. Потерпите немного. Скоро всю военную бухгалтерию подобьем, вздохнем свободнее, и у вас времени побольше для личной жизни появится. Обещаю, — улыбнулся Руднев, — А по «германскому вопросу» — будь по-вашему — обсудим что, к чему и почему. Отдельно посидим, потолкуем. Я знаю, что не все на флоте с моим «германизмом» согласны. Тема эта — очень серьезная.

Все, мои хорошие, ступайте пока. А я еще отлежусь немножко…

Отпуская «молодых львов» он чувствовал себя неважно: последствия перепоя давали о себе знать. Узрев состояние подопечного, Тихон тотчас напоил его какой-то горечью, отчего мысли стали понемногу путаться, голова отяжелела, и вскоре, неожиданно для себя, Петрович провалился в крепкий, здоровый сон, начисто лишенный сновидений.

Итак, волею обстоятельств, он остается с Государем один на один. И не только с ним. Впереди его ожидали неизбежное общение с Дубасовым, Луцким, Великим князем Александром Михайловичем и продолжение их разговоров с Тирпицем.

После неожиданного изменения их планов и суматохи по поводу отбытия в Потсдам все-таки разболевшегося Экселенца с дочерью в сопровождении изрядной части свиты, а также лечившего Императора талантливого врача и, судя по всему, царского фаворита и друга Михаила Банщикова, последовало «великое переселение народов».

Перед расставанием с царем, Экселенц своим талантливым экспромтом обеспечил дальнейшее путешествие во Владивосток и далее в Циндао, как самому Тирпицу, так и большинству немецких адмиралов, заявив Николаю: «Дорогой мой Ники, я похищаю твоего военно-морского секретаря вместе с его восхитительными шприцами! Взамен могу предложить только своего… статс-секретаря с кучей его морских волков. Попробуй мне только возразить, что это не адекватная замена!» И это было очень правильно: им многое нужно обсудить с Дубасовым и Рудневым. Да и не увидеть Макарова — просто моветон.

Жаль, конечно, что с ними нет начальника Вильгельмсхафенской базы Феликса фон Бендемана, но ничего не поделаешь, кого-то пришлось оставить дома «на хозяйстве». Зато продолжили свой путь на Дальний Восток принц Генрих, как глава всей их делегации, Кронпринц Вильгельм и принц Адальберт. Решение Экселенца логично, — подрастающее поколение августейшего семейства нужно готовить к серьезной работе с русскими, тем более, что по реакциям юного Адальберта видно, с каким трудом он привыкает к новым реалиям. Это явно результат воспитательной работы дядюшки Генриха, готового «жрать глазами» все и вся британское. Неприятно, конечно. И с ростом его англофильского влияния на молодого принца предстоит серьезно бороться…

В царском поезде немецкие путешественники обустроились хоть и с меньшим, чем в Белом Экспрессе размахом, но весьма комфортно. Например, персональное купе Тирпица было с изысканным вкусом декорировано капитоне из бежевой кожи, дерево — сплошь полированный дуб с палисандровой отделкой. Неплохо путешествует государева свита.

Но вот, наконец, все утряслось и успокоилось. Сумасшедший денек позади. Долгая, почти зимняя ночь вступила в свои права, и беспокойные соседи после битвы с бутылками у принца Генриха потихоньку угомонились. Кстати, их сабантуй вполне можно понять — отсутствие Императора сняло изрядную долю напряжения.

Итак, он один. Можно немного расслабиться и подумать. Глаз все еще побаливает. Но голова, хоть и тяжелая до сих пор после вчерашнего общения с Рудневым, вроде соображает вполне исправно. «И это — хорошо, — усмехнулся про себя Тирпиц, — потирая припухшую щеку, — Черт возьми, как это я сразу не понял, что сейчас будет, когда в глазках у Всеволода зажегся этот огонек. Вот ведь, угораздило! На ногах уже не держался, а с прицелом — все в порядке. Хотя и сам я был хорош: реакции никакой не осталось. Старею?.. Но — как! Хлестко, без замаха. Красавец, надо признать.

Ладно. Пока запишем 0:1 в пользу русских. Причем, будем уж до конца честными, получил я за дело. Специально спаивать человека, который к тебе со всей душей, подло. Так что, не обидно, — поделом…»

Горячий кофе со сливками приятно обжигал и кружил голову дивным ароматом. Ритмичный перестук колес и покачивание вагона приятно расслабляли, а притушенный свет стенных бра привносил в обстановку вокруг уют и спокойствие. Там, за этой стенкой, за толстым стеклом, занавешенным бархатными шторками с золоченой бахромой и кистями, — Россия. Таинственная, великая страна, поразившая его своей первобытной огромностью и дикостью. Но дикостью не в смысле грубости или варварства. А в смысле каких то тотальных, не поддающихся рациональному немецкому уму неосвоенности и неокультуренности.