Александр Чернов - Одиссея капитана Балка. Дилогия [СИ]

На сем удручающем фоне пальба из окна вагона по воронам, сорокам и кому-то четвероногому у входных стрелок рязанской станции — это сущая безделица. Слава Богу, что из двуногих, случайно или по службе оказавшихся в зоне тестов подаренного Люгера, никто не пострадал. Чудом. Да и здоровый фингал под глазом у немецкого вице-адмирала объяснялся случайным толчком вагона и некстати распахнувшейся тамбурной дверью. Допустим даже, что так…

Но то, что царь все это безобразие лицезрел, что самолично убедился в полной невменяемости тела с адмиральскими эполетами на заблеванной тужурке, после чего опять самолично распорядился погрузить ЭТО в великокняжеский вагон с разрешением находиться при ЭТОМ его бессменному бравому ординарцу… Господи! Какой ужОсс… Альтер-эго, похоже, было право: в пору стреляться.

Однако, завершить бесхитростный рассказ о подробностях постигшей Петровича катастрофы, как и о ликвидации последствий всего учиненного его любимым адмиралом беспредела, верный Тихон не успел. В дверь негромко, но настойчиво, постучали.

— Тут к Вашему высокопревосходительству, господа…

— Господа-товарищи! Тихон, не суетись, дай пройти!

— Заходите, заходите. С черной меткой прислали, или как? — Петрович по голосам за дверью уже понял, что это кто-то из его «банды»: Хлодовский и Щеглов — точно, но явно не только они одни, — Тиша, дай нам поговорить, посмотри там…

— Слушаюсь! — ординарец козырнув выкатился в коридор, а вместо него у одра поверженного адмирала материализовался почти весь его штаб в полном составе, плюс капраз Рейн, для полноты букета.

— Ну? Что, орлы?.. Как мне теперь вам и флоту в глаза-то смотреть? После такой международной конфузии? — попытался было бодриться Петрович, но выходило у него «не айс». Однако неподдельное удивление напополам с восхищением, светившееся на окружавших его усатых физиономиях, давало некоторый повод для оптимизма, — Что же мне теперь делать-то? В отставку рапорт накатать, да потом — пулю в лоб? Или без рапорта честнее? Ну, что скажете, молодежь?

— Это Вы о чем таком сейчас!? Всеволод Федорович? — вытаращил изумленные глаза возбужденный больше остальных Беренс.

— Дык, ясно о чем. Побил меня коварный тевтон. Позорище!.. Он-то на ногах, а меня, грешного, как куль какой с дерьмецом по перрону таскали. Да еще при самом Государе. Хоть сквозь землю со стыда провалиться, — натворил делов! Страх Божий…

— Господи! Полно Вам ерунду-то всякую говорить. Ну, подумаешь, посмеялись все, завтра забудут. После такой нервотрепки, что Вам на долю за этот год выпала, и не так люди по первости чудят, Всеволод Федорович. А вот кто кого побил, так тут — это еще бабушка на двое сказала…

У их Высокопревосходительства кайзеровского генерал-адъютанта, бланш-то — на загляденье. Будто сам Репин рисовал! — отчеканил безапеляционо Щеглов, — И Вам себя винить — грешно. Хоть и не без потерь, но Виктория в сем славном деле — наша! Адмиралу нашему — гип-гип:

Урр-р-а-аа…!!! — полушепотом восторженно взвыло в ответ собрание.

— Ах вы, бесенята. Я, понимаешь, старый дурак, союзника нашего действием унизил, секундантов жду, а вы, значит, — радуетесь?

— Да, полно Вам, Всеволод Федорович, — вступил в диалог Рейн, — Не берите в голову. Вице-адмирал Тирпиц самолично помогал Вас перенести, и не то, что обиды не держит, а как мы слышали, себя лишь целиком во всем произошедшем и винит. О чем он прилюдно обоим Императорам и докладывал.

— Хоть малый камушек с души. Стало быть, реально умница Альфред.

— Кстати, оба наших государя также весьма с пониманием к переполоху отнеслись, и если бы не эта досадность с кайзером…

— Что еще случилось?..

— А Вы не слышали еще? Что мы во Владик без него едем? — изумился Гревениц.

«Может, и этого — я?!» — Петрович мысленно начал готовиться к трибуналу…

— Вы же самого интересного не знаете и думаете, что разговоры путешествующего общества крутятся лишь вокруг пикантных подробностей ваших с Тирпицем посиделок? — дошло до Хлодовского, — Ясно. А попросим-ка мы нашего дорогого барона доложить кратенько товарищу адмиралу о свежих дорожных новостях. Уповая на известное его красноречие и точность в деталях…

— Кх-м… да уж. Красноречие барона нам хорошо известно, особливо после того памятного всем тоста про русский и германский флаги над Портсмутом и Гибралтаром. Которому кайзер аплодировал стоя, — улыбнулся Руднев, вспомнив дружеские посиделки наших и немецких офицеров под Тверью, когда к ним в вагон на шумок-огонек заглянули оба императора, — Ну-с, излагайте, любезный Владимир Евгеньевич, что тут у вас без моего участия приключилось.

— Слушаюсь! Благодарю вас за доверие, господа! — в глазах любимого рудневского главарта плясали задорные чертики, явно подогретые бокалом шампанского, — Во первых строках, не могу не отметить, что незабываемое утро дня рождения уважаемого вице-адмирала фон Тирпица на сюрпризы задалось. Началось все с раннего подъема, благодаря стрельбе из окна салона статс-секретаря в шестом вагоне германского поезда. И хотя из первого акта действа нам досталось пронаблюдать лишь за не лишенной драматизма финальной сценой на привокзальной платформе…

— Кто-то кого-то норовит обидеть? Поиздеваться над немощным пришли?!

— Всеволод Федорович, простите, Христа ради! Было велено коротенько. Поскольку ежели бы со всеми подробностями, то… уй! — Получив в бок локтем от Рейна, Гревениц театрально подпрыгнул, под общее хихиканье окружающих, — Дерзни я попробовать словесно передать эмоции на физиономиях наших германских друзей, оценивших мощь и ювелирную точность работы русской корабельной артиллерии…

После этих слов ржали уже все, включая Руднева.

— То пришлось бы мне одалживать таланта у самого Вильяма Шекспира, — завершил свой вступительный пассаж Гревениц.

— Наш пиит гильзы и снаряда явно в ударе сегодня. Ладно. Прощаю. А наши-то — что? На непотребство сие глядючи?

— Ну, пока до большинства только доходило, что к чему, а у барона Фредерикса усы от бровей опускались к горизонту, адмирал Дубасов нашелся, и напряжение немой сцены разрядил. Коротко и емко: «Погибаю, но не сдаюсь. Это по-русски!» Тирпиц, надо отдать ему должное, подачу принял и виртуозно перевел сие дело в шутку, так что через минуту хохотали все, включая обоих императоров.

Да тут еще Чибисов ваш жару поддал, не понял что к чему бедняга, и кинулся Вас спасать от немца. Насилу удержали, чтоб глупостей не наделал.

В итоге, повелел Государь Вас препроводить в великокняжеский вагон, и когда уже ехать собирались, тут-то неприятность с кайзером и приключилась. Ухо прострелило. Причем так сильно, что к нему сразу доктора собрались, включая Банщикова. Думали, рядили, и, в конце концов, немцами было решено, что Императору Вильгельму с растроенным здоровьем лучше такого долгого вояжа не предпринимать. И он с дочерью, генералами и частью свиты отбыл, через Питер, восвояси.