Александр Чернов - Одиссея капитана Балка. Дилогия [СИ]

— Личная жизнь, это важно, что ни говори. Ты прости меня, Всеволод Федорович…

— Это за что еще?

— Понимаешь, еще в Берлине я очень просил Экселенца договориться с Государем о том, чтобы они дали нам побольше времени пообщаться. И видишь, как вышло… тебе, вместо того, чтобы еще заслужено оказаться в объятиях любящей супруги, приходится снова мчаться с нами во Владивосток.

— Не кори себя. Я ей обо всем уже отписал. Жены моряков — понятливый народ. Тем более, что она сейчас счастлива возвращением старшего сына. И не сопляком с выпоротой задницей домой приехавшего, а мужчиной, офицером с Георгием в петлице.

Что же до меня, даже и не знаю, как это состояние пациента у врачей называется, но я пока, наверно, еще не отошел от всего. Короче — «возлюбивший войну»… — Руднев печально вздохнул, неуверенно повертел в пальцах свой опустевший бокал, после чего глубокомысленно выдал:

Эх! А, давай еще по одной, что ли? За наших домашних…

К моменту, когда вторая поллитра благородного вискаря окончательно исчерпала себя, Петровичу вельми захорошело. Принимающая сторона периодически поклевывала носом и пару раз роняла кусок языковой колбасы с вилки, но по-моряцки держалась. И это радовало. Настало благостное время трепа по душам, когда дамский вопрос уже вчерне обсужден, не получив развития исключительно за отсутствием этих самых дам в зоне уверенного целеопределения, но возвышенная душа поет и жаждет чего-нить эдакого, а физические кондиции пока позволяют телу не растекаться в горизонталь…

— Альфред, а вот, все-таки, скажи: с чего это ты еще в Берлине задумал именно со мной все эти дела перетереть?

— Что значит «перетереть»?

— В смысле, обсудить. Есть же у нас Степан Осипович. Начштаба Молас, наконец…

— Прикидываешься тугодумом? Или так понравилось звучание комплиментов?

— Честно? Приятно, конечно, — не стал скромничать Петрович.

— Я уж так и понял. Почему именно с тобой, спрашиваешь? Ну, все твои «трюки на трапеции под куполом» в начале войны, это само собой. Это ты и сам понимаешь. Но я регулярно прочитывал не только ворох газет, но и донесения моих наблюдателей на всех ваших эскадрах. А они, мой дорогой, достаточно объективны. И меня заинтриговал не «новоявленный Нельсон», как о тебе трубили щелкоперы, а то, как ты «чудил», приводя в чувство сонное царство во Владивостоке, и переставлял пушки на своих крейсерах.

— Ну, воевать-то мне надо было хоть чем-то, после того, как Камимуру не удалось на минах поймать.

— Другой бы, получив прикуп в два эскадренных броненосных крейсера, вряд ли бы помышлял о чем-то ином, кроме прорыва в Порт-Артур, под флаг к комфлоту.

Я был во Владивостоке в 1897-ом и думаю, что за эти годы там слишком многое не поменялось. Все-таки, ваши порядки я чуть-чуть знаю. Даже Чухнин не смог бы быстро привести порт, как базу, в должную форму для ведения войны, а он там и был всего-то год с небольшим. Да, конечно, там у тебя был док. Только вместо полноценного морзавода — лишь ущербные мастерские. Однако… Ты не ушел, ты стал упрямо вытаскивать на себя Камимуру! И вот это, Всеволод, было и неожиданно, и чертовски интересно.

Но, уж если хочешь совсем на чистоту, то после твоих первых блистательных побед в качестве командира крейсера, позже, уже в роли флотоводца, ты ничем выдающимся не отметился. Организационные дела, все эти доработки на старых и новых кораблях, что в Кронштадте и Севастополе с твоей подачи делались, причем в неимоверно сжатые для российской традиции сроки, — вот это меня и магнитило к твоей персоне в первую очередь. Про торпедные катера — вообще отдельный разговор.

А потом — новое откровение. Появилась информация, что общий замысел операции «триединого боя», когда «Ослябя» прорывался, — это не Моласа и его штабных работа, а тоже твоя. После этого, я сам уже готов был мчаться в Циндао, чтобы там как-нибудь исхитриться и с тобой пересечься. Но Экселенц не отпустил…

— И был смысл так торопиться?

— Если бы японцы тебя утопили, я бы не узнал очень много интересного. Ведь то, как ты выкручивался и импровизировал… это, знаешь ли, даже не талант. Это — дар. Именно про таких обычно и говорят: человек, опередивший свое время.

— О-та оно КАК… — Петрович чуть не подавился очередным бутербродом, — Альфред, ты не боишься, что я забронзовею и зазнаюсь окончательно?

— Ну, если я тебе и польстил, то, пардон, не слишком погрешив против истины.

— Чертовски приятно иметь дело с умным человеком. А кто из твоих парней моей скромной персоне уделял повышенное внимание, если не секрет? — прищурился Руднев.

— Или сам не понял? Рейнгард, естественно, он же неотлучно при штабе твоем был.

— Я так уж, на всякий случай спросил, — рассмеялся Петрович, — Кстати, Альфред. На будущее — это твой выдающийся офицер. Без преувеличения могу сказать, что в успехе нашей осенней операции есть очень серьезная его заслуга. Он Хлодовскому, Гревеницу, Щеглову и Беренсу помогал здорово. Собственно говоря, с его неофициального к ним подключениея, штаб мой и заработал, наконец, как добротный Локльский хронометр…

Ну, а про дело у Шантунга, ты в курсе, конечно. Как там Шеер «наблюдал» за ходом последнего часа боя у нашей кормовой 8-дюймовки, оставшись втроем с одним раненым комендором и одним подносчиком. Жаль, сам я этого не видел, ибо валялся после тяжкой контузии в обнимку с покойниками в боевой рубке. Но после сражения вскрылся некий нюансик, о котором ты, может, и не знаешь. Это уже от пленных японцев мы услышали…

— И в чем нюансик? Именно?

— Именно, что Камимуру и нескольких его штабных, перед самым потоплением его флагмана, уложил наш 8-дюймовый снаряд. По нему тогда такими фугасами бил только мой «Громобой». У которого на подбойном борту боеспособна была одна-единственная большая пушка. Вот и делай выводы. Хотя, в их официальных книженциях и понаписано, что командующий 2-й Боевой эскадры Соединенного флота в самых лучших самурайских традициях совершил сеппуку вместе с группой своих офицеров…

Пусть себя этим утешают, болезные, если им от того легче. Ради Бога, мы оспаривать не собираемся. Они же не ставят под сомнение нашу версию, что «Николай» и «Нахимов» подорвались на «гирлянде» из их плавучих мин, — усмехнулся Руднев, — Но, как ты сам понимаешь, Георгия 3-й степени сразу, так просто Государь не дает.

— Значит, это не каюткомпанейские байки?

— Все на полном серьезе, не сомневайся. Надо бы нам это вспрыснуть, как смотришь? Как-никак, а первый после китайской кампании случай русско-германских союзнических действий в бою. Не подлежащий разглашению, правда…

— В-возражений не имеется.

— Хм… ну и?.. Так кто у нас топает за третьей?