Галина Гончарова - Азъ есмь Софья. Крылья Руси [СИ с изд.облож.]

Медленно назревал чирей с бунтом.

Станислав был бы очень разочарован, обнаружь он, что государь все давно знает. Просто пока сидит тихо, давая заговорщиками возможность сделать хоть какие-то шаги. Не казнить же их за намерения?

Пусть сначала попробуют действовать.

Зима 1693 года выдалась холодной, весна засушливой, а лето и осень – капитально неурожайными. Labelle France грозила реальная опасность положить зубы на полку. Людовик закупил в Польше громадное количество зерна и загрузил его на ганзейские суда, которые спокойно крейсировали по всем заливам, соблюдая нейтралитет. Разумеется, обо всем этом тут же узнали на Руси – и Софья задумалась.

Французов было жаль. Короля-то без утренней плюшки не оставят, так что ее план ударит по простым французам.

С другой стороны – бунты, эмиграция, французское безденежье, и как следствие, прекращение войны, или хотя бы ослабление давления Людовика на страны Лиги – уже плюс. А то ведь давит – и откуда только силы берутся? Может где-то и прорваться, а это уже будет плохо. Софье нужна была измотанная войной Европа и измученная Франция, а не Людовик-победитель. Голод мог ослабить Францию как раз настолько, чтобы умерить амбиции Людовика. Прекратить войну его такие мелочи не заставят, не тот человек, но поумерить аппетиты – вполне.

В Гамбурге собрали хлебный караван – боле ста судов, груженных зерном, но везти его по суше не было возможности. Война-с…

Не доехал бы.

По морю?

Сами же флибустьеров развели. Караван имел реальную возможность не доплыть, потому как ганзейские там судна или нет, а грабили пираты всех подряд, не глядя на национальность и руководствуясь принципом: «не пойман – не повешен». Те еще твари.

Кроме того, на море бесчинствовали англичане и голландцы, отыгрываясь на французах за все хорошее и плохое. Гамбург, в котором стояли суда с зерном, был заблокирован намертво.

И тут подвернулся Жан Бар с флотилией из пятнадцати мелких кораблей. Три небольших фрегата и четырех-, десяти- и пятнадцати пушечные шлюпы.

Вывести суда из гавани и провести их до Кале и Гавра, охраняя по дороге?

Сложная задачка, учитывая, как насолил Людовик всем окружающим. Английская эскадра просто блокировала Гамбург. А вот объединенная испанско-русская курсировала подальше, ожидая удачного момента.

Жан Бар договорился с рыбаками о помощи – и в одну из майских ночей порт покинули рыбачьи барки с зажженными бортовыми огнями. Английский флот, видя это, пустился за ними в погоню. Рыбаки, обнаружив это, вскоре затушили огни – и рассеялись в разные стороны, а караван с хлебом тем временем выбрался из гавани.

Вслед за ним в открытое море вышел и Жан Бар.

Английскую эскадру они обманули и обошли стороной, а вот голландскую так просто миновать не удалось. К утру они столкнулись с флотилией из десяти кораблей, которой командовал адмирал де Вриес.

Жан приказал каравану уходить, а сам сцепился с голландцами неподалеку от Текселя. Развернулась абордажная схватка. Флибустьеры дрались отчаянно, но и у голландцев было за что с ними посчитаться. Уступать никто не собирался.

Вот этим моментом и воспользовался испанский адмирал Мигель Вальдес, подкараулив караван чуть подальше – за Текселем.

Вальдес выстрелил, приказав ложиться в дрейф – и капитан флотилии послушно выполнил приказ. Потому что имел распоряжение от его величества Кристиана.

Сдаваться англичанам или голландцам он не собирался. Но оплатить на французские деньги зерно для Испании и частично – для тех, кто сейчас трудился на строительстве канала в Пфальце, показалось Софье неплохой идеей.

Не самой же тратиться?

Победив голландцев и лично убив адмирала де Вриеса, Жан Бар пустился в погоню за хлебным караваном.

Увы…

Схватку-то он выиграл, а караван с оплаченным его величеством зерном растворился на морских просторах, словно его никогда и не было. Флот был аккуратно отконвоирован мимо французских берегов в Астурию, откуда зерно и развезли по Испании. Что с воза упало, то пропало.

Людовик рвал и метал, но сделать ничего не мог, разве что приказать арестовать Жана Бара. Тот, не будь дурак, не стал швартоваться у французских берегов – и быстро удрал в Колонии, где принялся портить настроение англичанам.

Софья потирала руки и планировала поход на Тортугу.

Летом того же 1694 года в Кайонскую бухту вошел изрядно потрепанный шлюп. Было видно, что он попал в переплет – в бортах зияли наскоро заделанные дыры, паруса тоже были изрядно потрепаны, мачты уцелели не иначе, как чудом, команда тоже могла похвалиться живописными повязками…

Моряки явно вырвались из хорошей переделки – и вряд ли с прибылью.

Ничего нового, ничего удивительного, с тех пор, как на море появились эти ужасные русские – случалось и похуже. Многие джентльмены удачи просто не вернулись, попав в руки к этим ужасным варварам.

Команда выгрузилась на берег и отправилась пить в таверны – тоже дело житейское.

Капитан куда-то ушел?

Ну, наверное, к губернатору. Нет? Тогда к друзьям.

Одним словом – среднестатистическое судно. Чудеса с ним начались ночью.

Оказалось, что на борту у судна есть шлюпки. И что в трюме у него стоят чудом уцелевшие бочки с чем-то… чем?

Непонятно. Но самое интересное началось чуть позднее, часа в два-три ночи, когда вахтенные, даже самые стойкие, начинают придремывать.

Бочки перегрузили в шлюпки – и те поплыли по глади вод Кайонской бухты. За ними тянулся странный след. Масло?

Да, похоже. А что еще это может быть?

Несколько раз шлюпки возвращались на корабль, забирая все новые и новые бочки. А потом настал момент, когда они не вернулись. И на борту корабля никого не осталось.

Шлюпки причалили к берегу – и их команды принялись ожидать чего-то.

Но недолго.

Не прошло и пяти минут, как шлюп вдруг… взорвался изнутри! Послышались крики боли – начинка шлюпа, состоящая из мешков с мелкими камнями, полетела в разные стороны, раня кого-то из вахтенных. Но это было бы полбеды, особо пираты жизни товарищей не ценили.

А вот то, что вся поверхность Кайонской бухты вдруг вспыхнула огнем! Да не в переносном смысле, а в самом, что ни на есть буквальном!

Греческий огонь, погруженный в шлюп в громадных количествах – лишь бы не затонул, прекрасно разливался по воде и не менее прекрасно горел. А с ним – и пиратские корабли, стоящие в гавани. Кому-то досталось меньше, кому-то больше, но среагировать не успел никто.

Пираты умели топить корабли, драться, сбывать добычу – и еще много разного хорошего, но вот профессии пожарника никто из них не осваивал. Тем более, спьяну, да спросонок, да наспех…