Галина Гончарова - Азъ есмь Софья. Крылья Руси [СИ с изд.облож.]

Женится он на той, которую выберет вместе с бабушкой, но вот эта красотка определенно побывает в его постели.

— Ваше величество….

Получилось полувопросительно-полуутвердительно.

— Вы знаете меня, прекрасная госпожа.

— Кто же не знает его величество Карла Двенадцатого.

Девушка поднялась и изящно присела в реверансе, давая возможность рассмотреть глубокое декольте.

— Да… но кто же вы?

Девушка отступила на пару шагов. Синие глаза сияли двумя озерами.

— Я? Я вам привиделась, ваше величество.

— Привиделись?

— Да.

И в следующий миг в живот Карлу вонзилась молния. Во всяком случае, так ему показалось. Раз! И еще раз! И еще!

— Ахххх…

Выстрел в живот – это очень больно, считай, все внутренности разворочены. Сразу от шока и то помереть можно. Будь ты хоть трижды королем, но выдержать такое было выше человеческих сил. Карл согнулся пополам, опускаясь на лесной мох. Хотел, было, крикнуть, но дыхание перехватило – и он просто поднял глаза вверх.

Над ним парило прекрасное женское лицо. Только сейчас никто не назвал бы его спокойным или мирным, отнюдь. Глаза сверкали, губы сложились в торжествующую улыбку.

— Я – княжна Елена Морозова, тварь! Это в мой дом ты принес смерть! Жизнь за жизнь, мое право!

Карл хотел встать, хотел ударить в ответ, хотел… пистолеты остались при седле, в ольстрах, кинжал… его еще надо было вытащить из ножен, а это почему-то не получалось, все плыло… А женщина, недолго думая, ухватила поводья его жеребца – и злой конь пошел за ней, как собачка.

Пара минут – и она растворилась в лесу.

Карл застонал.

Боль от живота распространялась выше. А ведь говорила ему бабушка носить кольчугу! Говорила! Хотя и это не помогло бы – не просто так эта девка приглядывалась к нему. Ударила бы иначе, или отравила. Хотя и так…

Три раны в живот?

Смертельно.

Карл отчетливо понимал, что ему предстоит умирать – и долго. Если его найдут, его последние минуты хотя бы пройдут на руках у бабушки и сестер, а если нет…

Если он сейчас потеряет сознание, то вполне может умереть даже без покаяния. Боже, какая жуткая смерть!

Карл попробовал крикнуть, но боль так скрутила, что прошло не меньше минуты, прежде, чем в глаза прояснилось. Он еще не знал, что ему предстоит умирать долго. Несколько суток мучиться от загнивших кишок, впадать в бред, опять возвращаться в реальность, заставлять родных переживать вместе с ним – этого он еще не знал.

Зато Елена Морозова отчетливо это знала.

Коня она отпустила, хлопнув по крупу. Ни к чему губить животное.

Сама же быстро скинула платье, надела припрятанный неподалеку мужской костюм, убрала рассыпавшиеся из высокой прически волосы, накинула куртку и, став окончательно похожей на юношу, отправилась к своим.

Ее уговаривали доверить этот удар кому-нибудь другому. Просили.

Она отказалась.

Право мести за отца принадлежало ей и только ей. Хотя…

На миг, когда в глазах мужчины загорелось восхищение, ей стало жалко Карла. Из песни слова не выкинешь. Просто жалко, как человека, как было бы жалко Саньку, или Димку, или… да кого угодно. А потом вспомнилось восковое лицо отца, мать, постаревшая разом на десять лет…

И курок словно сам собой спустился. Как учили – чтобы не сразу умер, чтобы помучился подольше.

Ах, сколько же понадобилось времени, чтобы подготовить операцию, подкупить егерей, проследить лежки волков, вывести Карла в нужное место…

Операция была не слишком сложной. Волк был заранее присмотрен егерями, лежки и тропинки изучены. За несколько сотен монет золотом два егеря продали и короля, и всю информацию об охоте.

Десять минут, не больше.

Месяц подготовки и десять минут на операцию.

И когда Елена посмотрела в глаза руководителя группы, в ней уже не было сожаления. Только злое азартное веселье.

— Сдохнет через пару дней.

— Отлично. Теперь займемся старой гадиной.

Гедвига поняла сразу, что это конец. Когда во дворец привезли мертвенно-бледного Карла, когда лекари раздели его и уставились на страшные раны в животе, когда смотрели куда угодно, но не на нее…

Она была слишком стара, чтобы себя обманывать.

Ее сын мертв.

Ее внук мертв.

Ее род прерывается. Кто будет править несчастной страной – неизвестно, но ей теперь место только приживалкой у родных, или где-нибудь в старом замке, подальше от людей…

Это была не смерть, это было хуже. Крушение всей жизни.

Следующие два дня Гедвига сидела у постели внука. Карл то приходил в себя, то опять впадал в беспамятство, бредил, звал кого-то, ужасался…

А еще…

Она знала, кого винить за такую судьбу, только вот…

Карл сказал, что его убила княжна Морозова, но никто ему не поверил. Княжна была дома – на свадьбе одного из кузенов, ее видели многие. А даже если и она…

В глубине души все признавали, что княжна имеет право на месть. Кровь пролитая вопиет о крови, не так ли сказано в Писании?

А ненависть?

Гедвига своими руками разорвала бы девчонку, если бы та попалась ей на пути. Только вот не пересекались дорожки. Нет, не пересекались.

Во дворец спешно прибыл Фредерик Гессенский. Его собирались женить на старшей дочери Карла одиннадцатого, Гедвиге Марии и после этого короновать их обоих. Гедвигу-старшую это утешало мало. Вся ее любовь была отдана внуку, девочкам доставались лишь крохи внимания – и они это чувствовали. Так что бабушку ждала опала.

Не пришлось.

Это случилось на третью ночь после смерти Карла. Гедвига, мучившаяся бессонницей, потребовала к себе в опочивальню кувшин с вином и засахаренные фрукты – и тут же получила просимое. Служаночка присела в глубоком реверансе, по приказанию вдовствующей королевы, налила вино в кубок, застыла, согнувшись в глубоком поклоне…

Гедвига сделала несколько глотков. Вино вкусно пахло какими-то травами.

И поймала взгляд отчаянно синих глаз.

Синие глаза у смерти…

Это она еще успела подумать. А больше ничего и не успела, потому что служанка, словно сбросила маску. Улыбнулась, показав хищный оскал, приблизилась.

— А сейчас ты умрешь. За моего отца.

«Она!!!» – успела подумать Гедвига – и на остатках воли потянулась руками к горлу убийцы. Дотянуться, стиснуть в последнем усилии, задушить или хотя бы задержать… она бы закричала, но голос не повиновался, из горла вырвался слабый сип… яды, наследие покойного ныне евнуха Ибрагима, осечек не давали.

И Гедвига провалилась во тьму, хватаясь руками за горло, и на всем пути в ад ее сопровождал неотступный синий взор.

Тот же взгляд, который проводил к праотцам ее внука.

Княжна Елена с брезгливостью посмотрела на тело старухи. Можно бы и не добивать – пусть живет, мучается, сокрушается о внуке каждый день и каждый час… но нет! Если у кого и было мужское сердце в этой династии и мужская воля, так это у Гедвиги Элеоноры. Рано или поздно она бы попробовала снова и снова. А у Елены не так много родни, да и дядюшку жалко. Пусть живет как можно дольше. Им с Санькой еще время нужно на подготовку, чтобы потом править успешно. А они только-только свой Кабинет собирают.