Галина Гончарова - Азъ есмь Софья. Крылья Руси [СИ с изд.облож.]

Ульрика покачала головой, ловя взгляды. Вопросительные, умоляющие… она же сейчас очнется, правда?! Дерзость, да, но сейчас не до дерзостей было что царице, что людям. Алексей Алексеевич распоряжался, приказывал допросить пойманного и чудом не затоптанного убийцу, отдавал указания Ромодановскому, приказывал боярам, а она это время провела с Софьей – и так страшно было видеть, как ломается, рассыпается в осколки кто-то, подобный Софье.

— Не знаю… она так умом тронется, если еще просидит… не знаю…

— Разошлись все!

Царица всхлипнула и бросилась на шею мужу.

— Алешенька! Слава Богу! Может, хоть ты…

— Без изменений?

— Да.

— Уля, последи пожалуйста, чтобы никто не входил, пока не позову.

Ульрика закивала головой. Никого не пускать?!

Да с радостью! Только сделай хоть что-нибудь, Алешенька! Ты же мой муж, ты царь, ты должен!

Страшно это – смотреть, как на твоих глазах ломается и угасает сильный и гордый человек. Очень страшно.

Алексей мягко отстранил жену, прошел внутрь – и только дверь хлопнула. Уля оглянулась вокруг – и подавила совершенно детское желание прижаться ухом к двери.

— Что, ни у кого дел нет? Я вам сейчас найду работу!

Правда, верилось в это плохо.

Можно погнать человека, когда он лезет куда-то по досужему, ненужному и мерзковатенькому любопытству. Но вот так? Искренне сочувствующих?

Рука не поднималась.

Уля вздохнула – и совершенно не по-царски прислушалась к происходящему за дверью. Спаси ее, Алешенька…

Алексей оценил все одним взглядом.

Кровать.

Тело друга под белым покрывалом. И заледеневшую Софью рядом с ним.

И не давая себе ни минуты подумать, ни секунды, рванулся в это ледяное безмолвие. Туда, где пребывала сейчас его сестренка, самый дорогой и родной для него человек.

Друга не уберег, но сестру он смерти не отдаст! Никому не позволит!

— Сонечка!

Сильные руки сгребли легкое женское тело, встряхнули, заставляя выпустить руку мертвого мужа, прижали к теплой груди. Алексей уселся на стул так, чтобы Софья могла видеть только его, не Ивана – и посмотрел ей в глаза.

— Сонечка! Вернись!

Бесполезно.

Два карих озера были холодны и мертвы. Только на дне где-то еще теплился разум… но как же до него добраться?

Царь размахнулся.

От пощечины голова женщины мотнулась вбок, словно тряпичная, на щеке Софьи расцвело алое пятно.

— Соня! Ты нужна мне!! Сестренка!!!

И еще один удар.

Пусть больно, пусть жестоко – это тоже жизнь! Там, в ледяной пустоте не бывает ни боли, ни огня – там вообще ничего нет. Только тьма и холод! Но он не отдаст им сестру! Она вернется! Обязательно вернется, она сильная! Она справится. А Алексей ей просто немножко поможет…

От третьего удара Софья упала на колени. Алексей встряхнул ее, что есть силы.

— Соня!!! Вернись!!!

И дрогнуло что-то в ее глазах. Шевельнулась боль.

— Алеша!?

— Да! Соня, смотри на меня! Я здесь, я с тобой!!!

— Ваня…

Еще одна пощечина обрушилась на царевну.

Жестоко?

Нет, сейчас боль физическая была единственным, что вытаскивало Софью из страданий душевных. И Алексей это понял. Сгреб ее в охапку, прижал к себе.

— Я с тобой, сестренка. Я всегда буду рядом, ты меня никогда не потеряешь…

— Ваня…

— Мы пока еще живы, сестренка. Мы живы! Он не хотел бы, чтобы ты умирала вслед за ним. Ты сама это знаешь.

Теплая рука погладила темные, с проблемками седых ниточек, волосы. Одни они остались, одни друг у друга… Есть Уля, но это другое. Дети – только они никогда не поймут родителей до конца. Их было трое, с самого детства, а теперь осталось двое. И Алексею тоже было безумно больно. Но если сейчас он замкнется в себе, если не вытащит сестру – то потеряет и ее тоже. И уж точно не переживет этого.

И только сейчас Софья смогла разрыдаться.

Закричала, забилась в руках брата, пытаясь вырваться, хоть что-то сделать, дозваться мужа…

Она не знала, что за дверью перевели дыхание и царица, и сенные девушки, и стрельцы…

Кричит?

Значит выживет. Не сгрызет ее горе.

А уж кто виновник оного…

Лучше б ему самому под землей схорониться, да поглубже, поглубже. Дознается царевна – горло ему зубами перегрызет, не иначе.

Софья успокоилась только к утру – и все это время Алексей был рядом.

Не успокаивал, нет. В таком горе не успокоишь и не утешишь. Но – был. Обнимал, когда горе рвалось наружу яростными слезами, поил водой, когда рыдания сменились сухими короткими всхлипываниями, прижимал к себе, когда сестра задыхалась от яростного гнева. Наверное, сейчас он и стал по-настоящему старшим братом. Столько лет Софья была рядом с ним, столько поддерживала, подсказывала, направляла, стоило увидеть ее вот такой, слабой, сломавшейся – и испугаться. Острым приступом ледяного холода.

Как же я – без нее!?

И уколом осознания. А ведь она – и есть его сила. Не было бы рядом с ним сестры, никогда не стал бы он государем. Или стал бы чем-то куда худшим, и Руси такой не было бы…

Он знал, что в любой беде, в любом ужасе за его спиной встанет темная тень, положит руку на плечо: «братик, держись, я с тобой, вместе мы справимся!», а сейчас на миг лишился этой уверенности. Почувствовал себя голым, на ярком свету, и каждый может ткнуть пальцем… и – осознал уже свою силу.

Софья сделала его сильным, а теперь его очередь. Встать рядом, коснуться ее плеча – и она обязательно услышит. Она не одна. У нее есть он, есть дети, есть Русь.

Да, именно так. Ей есть ради кого и ради чего жить! Она обязана справиться, а он просто поможет. Встанет рядом и поддержит в трудную минуту.

Только под утро Софья успокоилась. Не до конца, но женщина уже могла разговаривать. Думать, сопоставлять…

— Это ведь в тебя стреляли, так?

— Да.

Алексей был готов ко всему, в том числе и что Софья обвинит его – так ведь тоже бывает! Не важно, что он не виноват, важно, что это была его пуля. Ему предназначенная.

Он недооценил сестру.

— Ваня был бы счастлив умереть за тебя. Если бы знал – он бы все равно выбрал именно это.

— Соня?

— У него было мало страхов. Но я знала – больше всего он не хотел пережить нас с тобой. Остаться один. Теперь ему это не грозит.

— Я знаю, — Алексей зарылся пальцами в густые волосы, с проблесками седины. — Он ведь подождет нас, правда?

— Говорят, — губы Софьи тронула тень улыбки, — там нет времени. На тех дорогах его либо не замечаешь, либо оно идет как-то иначе. Это нам будет тяжело, а он даже не осознает…

— Патриарх говорит иначе.

Алексей осторожно прощупывал почву, думая, не сошла ли сестра с ума. Слишком уж… своеобразным был этот разговор, рядом с телом мертвого друга.

Софья перехватила его взгляд, покачала головой.