Иван Басловяк - Морпех. Русский Уругвай [litres]

Погода благоприятствовала. Ветер дул ровно, солнышко пригревало, и мои усталые старатели отсыпались и бездельничали. А что еще делать пассажирам? Я оглядел палубу. Негров загнали в трюм, чтоб не мешали и не мозолили глаза. Уругвайцы знали о моем к ним отношении и сами прониклись тем же чувством, воспринимая черных ниже каторжников. Нет им в княжестве места не только как свободным, но и как рабам. Потому я всех захваченных африканцев продам в Буэнос-Айресе. Не нужна мне их генетика в Русском Уругвае.

– Паруса за кормой! – услышал я крик марсового и поспешил на квартердек. Там, помимо рулевых, находился и Рамон. Он стоял и смотрел в двенадцатикратный бинокль, подаренный мной после посещения будущего. Передал мне прибор и произнес:

– Полюбуйся. Три военных корабля под испанскими флагами. Идут довольно шустро. Нас догонят часа через четыре. Могут мимо пройти, а могут и поинтересоваться, кто мы и куда идем. Тем более с таким количеством баркасов, закрепленных таким необычным способом.

– Скорее всего, поинтересуются. Вот только нам их интерес ни к чему. Уж больно меркантильным оказаться может. Меняй, Рамон, курс, уходи в океан.

– Есть, воевода!

Рамон прокричал команды, их дудкой продублировал боцман. Матросы полезли на мачты, и вскоре флейт бакштаг левого галса уходил в океан. Флейт судно быстроходное, но трюмы полупусты и тяжелые баркасы, подвешенные высоко, мешают. Так что могут возникнуть проблемы. Марсовый, так же имевший в своем распоряжении бинокль, прокричал, что одно судно отделилось и пошло курсом преследования. Рамон приказал добавить парусов. Флейт, накренившись, побежал резвее.

– Как думаешь, Рамон, через сколько времени он нас догонит?

– Часов через пять, может шесть. Конечно, если баркасы сбросим, то он нас вообще не догонит.

– Ага, щас! Обойдется! Посчитай, где его спутники будут через это время.

– Будет исполнено.

Рамон ушел в каюту, а я приник к окулярам. Оптика будущего приблизила изображение преследователя, но деталей разглядеть все же не помогла. Я включил дальновидение, но и оно оказалось не столь сильно. Далеко еще. Ладно, подождем. Подготовимся. Заодно и пообедаем. На сытый желудок воевать веселее.

Капитан не ошибся. Испанский трехдечный галеон догнал нас через пять с половиной часов. Сейчас он был на расстоянии полумили. Его спутники за это время успели уйти довольно далеко. Видно было лишь верхушки их мачт. А преследователь выстрелил из пушки, приказывая остановиться. Ядро не прилетело, значит, стрелял холостым. Ну и пшел нах! Рамон поставил флейт таким образом, что испанец мог стрелять только из погонных пушек. Что он и сделал, вновь пальнув в сторону флейта, но уже ядром. Оно плюхнулось в воду, не долетев метров триста. Я посмотрел на приникшего к прицелу «зушки» Кешу, Иннокентия Витальевича Махова, сержанта-артиллериста, вытащенного вместе с семьей из-под бандитских ножей из октября 1993-го года. Тот медленно подкрутил маховичок наводки и произнес:

– Командир! Прямой выстрел!

– Так стреляй!

Прогрохотала короткая очередь, и от форштевня галеона полетели щепки. Грохнули еще два выстрела. Через несколько секунд – еще два. Кеша стрелял экономно и маленькие снарядики ложились именно туда, куда он их посылал. Скорострельность зенитного автомата 2000 выстрелов в минуту. Но она такая нужна при стрельбе по самолетам, летящим на высоте 1,5 км, а не по деревянному кораблю, плывущему менее чем в километре. При стрельбе по воздушной мишени ленты снаряжаются четырьмя ОФЗ через один БЗТ. Но осколочно-фугасные снаряды взрываются сразу при касании твердой преграды (плотный картон, к примеру) и особого урона многослойным деревянным бортам корабля не нанесут. Другое дело бронебойный зажигательно-трассирующий снаряд БЗТ. Он пробивает броню (не путать с обычным железом!) толщиной в 25 мм на расстоянии в 500 метров. А борт корабля прогрызает, углубившись в дерево обшивки и взрываясь уже внутри нее. Потому ленты Кеша и снарядил одним ОФЗ через четыре БЗТ. Да и старался попадать в открытые пушечные порты.

После очередного сдвоенного выстрела «зушки» в носу галеона раздался мощный взрыв. В воздух в клубах дыма взлетели обломки бушприта. Один из снарядов все же нашел бочонок с порохом, стоявший возле погонной пушки. Преследователь содрогнулся от взрыва, показались языки пламени. Скорость галеона резко упала, и он стал уваливаться под ветер, разворачиваясь к флейту левым бортом. Кеша прошелся вдоль палубы агрессора длинной очередью теперь уже с преобладанием в лентах снарядов ОФЗ, судя по частым взрывам и их результатам. Что тут началось! Палуба галеона была буквально набита испанскими солдатами, глазевшими на чудного «жирного купца», пытающегося удрать. Первые Кешины выстрелы по погонным пушкам их не обеспокоили, да никто и не понял, что «купец» отстреливается. Нашу пушчонку они просто не слышали и из-за чего произошел взрыв – не поняли. Но когда в их толпе стали взрываться хоть и маленькие, но очень злые снарядики, понимание того, что их убивают, пришло мгновенно. Солдаты приплыли, вообще-то, грабить, а не умирать! Вот они и кинулись с палубы прятаться, куда получится. Но в лентах имелись и бронебойно-зажигательные снаряды, которые срубили сначала фок-мачту, а потом издырявили кормовую надстройку.

Тут загрохотали пушки. Левый борт галеона окутался облаком густого дыма. Ядра упали, не долетев до флейта метров сто. Ветер быстро развеял дым, и Кеша принялся короткими очередями долбить дыру в борту испанца в районе ватерлинии. Искалеченный галеон все больше уваливался на правый борт, но не осознанно, а по воле ветра. Казалось, что воздушная стихия хочет развести в стороны неразумных людишек, помешать им убивать друг друга. Но людская воля в этом вопросе может пересилить волю природы. Прозвучала команда Рамона, и флейт тоже стал уваливаться под ветер. Дичь превращалась в охотника, которому необходимо добить подранка.

Прогремела еще одна очередь «зушки». От кормы галеона в районе пера руля полетели обломки. В ответ прозвучал залп из кормовых орудий. Ядра упали очень близко, а одно попало в висевший за бортом баркас. Но ответить Кеша уже не мог, Рамон заканчивал маневр, и галеон вышел из его зоны обстрела. Зато теперь в бой могли вступить пушки нашего правого борта. Что они и сделали. Правда, во вражину попали только два ядра из шести, но они добили корму. В образовавшуюся дыру хлынула вода.

Паника – страшная вещь! Она превращает вроде бы справного воина в обезумевшее животное, у которого в мозгу одна мысль: спастись. Любой ценой, даже за счет другого человека, товарища, брата… Паника на тонущем корабле страшнее десятикратно. Выбежав на палубу, я смотрел в бинокль на гибнущий корабль. Шлюпок как всегда было меньше, чем желающих попасть. Потому за место в них шла бешеная резня, продолжавшаяся даже в воде. Тонущие люди хватались за борта, а уже сидящие в шлюпках рубили им руки. Но люди продолжали хвататься, в результате чего средства спасения переворачивались. Солдатам было легче. Они, закованные в кирасы, тонули сразу, не мучаясь надеждой уцелеть, ухватившись за что-либо плавающее. Матросам в плане легкой смерти везло меньше. Они эту надежду имели, но не умели плавать. И тонули, не успев дотянуться до спасительного куска дерева буквально всего ничего.