Иван Басловяк - Морпех. Русский Уругвай [litres]

Но такая судьба у церквушки будет лишь в том случае, если не изменится порядок исторических событий. Но он изменится, потому что в ход истории русские вмешались. И кто знает, что тут будет стоять лет через пять-десять, когда Русский Уругвай станет на этой земле доминирующим государством, а Исконная Русь громко заявит о себе всему миру?

Вспомнил о России и как будто ледышку к сердцу кто прижал: туда мне надо, срочно! Там последний Рюрикович на престоле, он и страна в моей помощи нуждаются! А быстро не получается: здесь еще не все важные для выживания Русского Уругвая дела доделаны.

Сидевший все время без движения гранд вдруг поерзал, прокашлялся и встал. Поднялись и остальные. Я тоже встал, глянул на помост. Казнь закончилась, палач с помощником спускались по лесенке. Миновав цепочку солдат, они нырнули в толпу, резко раздавшуюся по сторонам. «Чистая» публика так же стала расходиться и разъезжаться, а я, дон Адолфо, коррехидор, пастор и еще несколько должностных лиц администрации города отправились в особняк гранда, благо до него было буквально два десятка шагов.

В большом зале губернаторской резиденции уже был накрыт роскошный стол. Вдоль стен в белых костюмах и с белыми салфетками на левой руке выстроилась когорта черных как уголь негров-слуг. На антресоли второго этажа негромко наигрывала музыка. В зале к нам присоединились жены и дочери высокопоставленных руководителей. Отдельной стайкой вошли юноши и молодые мужчины, родственники уже присутствующих. Я с интересом вглядывался в их лица. По горизонтальному шраму на лбу узнал пощаженного в прошлое мое здесь появление Созимо Фаусто Кампос Эстебана, идальго. Он тоже узнал меня, робко улыбнулся и поклонился, приветствуя. Я тоже улыбнулся и кивнул головой. Заметил еще двоих знакомых из задир. Те постарались прошмыгнуть, не подняв на меня глаз. Но я узрел обоих пакостников. А! Пусть живут. Прячутся, значит стыдно, понимают, что наглупили. А вот главного засранца почему-то не видно. Боится, что я свою угрозу выполню и его на дуэль вызову с последующим убиванием? Ха! Бойся-бойся!

Тосты в это время уже были в ходу, только именовались здравицами. Гости расселись согласно «табели о рангах» и, поздравив гранда и меня (именно в такой последовательности) с победой, приступили к трапезе. Я, как почетный гость, сидел с противоположного от гранда торца стола. Слева от меня стоял негр с бутылкой вина. Я отобрал у него салфетку, оказавшуюся довольно приличного размера полотенцем, и повязал ее себе на шею. Так я хотя бы не заляпаю соусом праздничную ферязь. Длины салфетки как раз хватило, чтобы прикрыть и колени. Пристраивая обязательный атрибут застолья, я не сразу обратил внимание на наступившую тишину. Оказывается, использование салфетки таким образом вызвало неподдельный интерес. А мне-то что! Пусть смотрят выходцы из просвещенной Европы и учатся культуре у дикого московита. Подцепив на двузубую вилку с длинным черенком кусочек мяса, макнул его в соус и понес ко рту. Как и ожидалось, капля жирного соуса сорвалась с мяса и шлепнулась мне на грудь. Я отправил мясо в рот, положил вилку, отвернул на сторону салфетку и посмотрел на ферязь. Пятно на расшитой золотыми и серебряными нитями жилетке отсутствовало. Посмотрел на уставившихся на меня испанцев и, улыбнувшись, расправил салфетку. Отпил из серебряного бокала вина и вновь взял вилку. Доны с доньями, кабальеро и прочие идальго зашевелились, послышались негромкие разговоры. Полилось вино, заскребли по блюдам ножи и вилки. Некоторые, подражая мне или поняв, для чего я это сделал, тоже повязали салфетки. Только вот пышные воротники мешали!

Торжественный ужин прошел в легкой непринужденной обстановке. После него были танцы для молодежи и табакокурение в отдельной комнате для лиц более пожилого возраста. Курили практически все, включая и некоторых дам. Что поделаешь! Взаимное влияние культур: европейцы приучили индейцев к алкоголю, а те их – к никотину и коке. Да и флаг им всем в руки! Дурные примеры заразительны.

Наконец празднование закончилось, гости стали разъезжаться. Во дворце гранда по предварительной договоренности остались только самые богатые и влиятельные сеньоры Буэнос-Айреса. Для приватного ознакомления с секретной информацией, полученной мной от «пиратов». Слуги быстро накрыли стол для фуршета в кабинете гранда и были удалены. Дверь для исключения подслушивания охраняли несколько доверенных эскудеро. Когда приглашенные расселись по креслам, я начал свой доклад:

– Сеньоры! Вы, как самые богатые и влиятельные люди этой земли, одними из первых должны узнать то, что сможет помочь увеличить ваши и наши капиталы. Разбирая бумаги, обнаруженные в личных вещах капитана пиратского флагмана, я нашел несколько разрозненных листков из дневника некоего Франсиско Белькомейо, одного из спутников Фернана Магеллана. С тем, что в них написано, я, с позволения своего сюзерена, вас и ознакомлю.

Приглашенные зашевелились, перебросились несколькими фразами и уставились на меня. Я продолжил:

– Предыстория такова: мореплаватель Магеллан в 1520 году проплывал вдоль восточного побережья Южной Америки, совершая свое кругосветное путешествие. Но жестокие шторма не позволили продолжать плавание. Найдя удобную для стоянки бухту, путешественники решили перезимовать в ней. Но по прошествии некоего времени вступили с туземцами в конфликт. То воюя, то замиряясь и торгуя, Магеллан пережил суровую зиму и весной отправился дальше. Но не это главное. Я не знаком с его отчетом о путешествии, но вот, – я взял со стола и показал присутствующим несколько потрепанных листков, – записи его спутника. Листки, как я уже говорил, разрозненные, некоторые обгорелые, на некоторых выцвели чернила. Но вот то, что уцелело.

Я взял один из листков и начал читать:

«…мы в очередной раз замирились с племенем теуэльче. Их вождь Пако Чумба наконец-то понял, что мы здесь будем жить лишь только до весны и не претендуем на его земли. В качестве примирения его люди принесли несколько неплохо выделанных шкур и восемь тушек мелких оленей. Как я понимаю, они тоже голодают, потому дары эти в их глазах весьма дороги. Командор отдарился несколькими железными обручами от старых бочек из-под сала, которое нам всучили в Кадисе вместо солонины. Железа аборигены до нашего появления здесь не знали. Сейчас же эти обручи для них большая ценность. Они их ломают на куски, потом затачивают и получают довольно сносные наконечники копий. С их изделиями нам пришлось очень близко познакомиться, когда наш охотничий отряд столкнулся с индейским. Предметом раздора послужили несколько маленьких оленей уэмуля и пуду, как их называют местные. Я был в том отряде, и наше оружие оказалось лучше. А может мы просто были голоднее…»