Иван Басловяк - Морпех. Русский Уругвай [litres]

Чем хорошо это время, так тем, что почти все простолюдины, всех стран, знали какое-нибудь ремесло. Особенно крестьяне, иначе не проживешь в межсезонье и семью не прокормишь. Да и нам с князем их было легче к делу пристроить. Я, когда был дома, или Вито, когда я отсутствовал, проверяли привезенных купцами людей на профпригодность. Иногда среди работяг попадались и бездельники, не умевшие и не желавшие честно трудиться, не отсеянные вовремя вербовщиками. Таких людей князь брать и, следовательно, за них платить, как за специалистов, отказывался. Нам, повторюсь, люмпены не нужны, и их дальнейшая судьба нас не интересовала. Проморгавшие «порченый товар» вербовщики, стремясь хотя бы отбить затраты на перевозку, ведь в Буэнос-Айресе такого пассажира придется просто прогнать, предлагали выкупать «бракованных» по цене ниже, чем черных рабов. Князь иногда шел навстречу. Но только если ему предлагались физически крепкие экземпляры, способные отработать затраченные на них деньги и не умереть раньше этого. Землекопатели и камнетаскатели в княжеском хозяйстве тоже нужны. Я делал люмпенам пси-внушение, и уже бывшие бездельники начинали ударно вкалывать на стройках пятилетки. В том смысле, что они получали пять лет каменоломен. А вот проституток, что иногда привозили те же контрабандисты, отправляли в Буэнос-Айрес однозначно. Европейский разврат нам в Новороссийске не был нужен, а дать полноценное потомство эти женщины не смогут.

На краю площади в двухэтажном здании находилась таверна. Днем в ней обедала, заключала сделки и проводила сиесту «чистая» публика. Торговцы, чиновники, скотоводы и прочие деловары. Мне захотелось взглянуть на оптовых покупателей груза бригантины. Что за люди у нас товары перекупают? Я вошел в общий зал. У дальней стены сидели два человека, что-то обсуждая за кувшинчиком. Отдельно, в ближнем от входа углу сидел Фрол, холоп боярина Жилина. Больше в зале никого не было – время сиесты еще не настало. Ко мне подскочил слуга, поклонился и замер в ожидании.

– Барона Жилина знаешь?

– Знаю, кабальеро.

– Я – граф!

– Извини, высокородный дон! Барон в отдельном кабинете с купцами местными беседует.

– Давно он там с ними?

– Нет, буквально перед вами по лестнице поднялся, а я матэ побежал заваривать. Вот, уже готово! – слуга показал на исходящий паром кувшин, стоявший на подносе в соседстве с четырьмя калебасами и серебряными бомбильями.

– Добавь еще один прибор и проводи!

Поклонившись, слуга выполнил распоряжение, а потом повел меня на второй этаж. Маркел по моему знаку остался внизу, подсев к Фролу.

– Эскудеро, что со мной пришел, – на ходу сказал я слуге, – подашь все, что скажет. Я оплачу.

– Да, господин, – ответил слуга и указал на дверь. – Вот сюда, пожалуйста.

Толкнув ее, я вошел. За столом в креслах расположились Жилин и трое испанцев. Лохматый безбородый, но с тонкими длинными торчащими в стороны усами, сидел слева. Рядом с ним – двое очень похожих тучных человека, совершенно лысых, но с густой растительностью на лицах. Напротив них расположился Жилин. Увидев меня, он встал с кресла, приветствуя. Следом за ним поднялись и испанцы, коротко поклонившись.

– Добрый день, сеньоры, – произнес я, занимая свободное кресло.

Слуга быстро расставил калебасы, налил в них матэ и, поклонившись, исчез за дверью.

– Граф Морпеховский, – представил меня Жилин. – Военачальник и правая рука нашего сюзерена, герцога Северского.

Купцы опять поднялись и поклонились, но уже более почтительно.

– Присаживайтесь! О чем беседуете?

– Барон предоставил нам список привезенных товаров, – ответил лохматый. – Обсуждаем цены. Дороговато просите!

– Разве дорого? По-моему, так в самый раз, – произнес я, сделав глоток «парагвайского чая». – Я тут впервые. По рынку вашему прошелся, цены поспрашивал. С теми, что вам барон предлагает, сравнил. Сделал выводы.

Оптовики быстро переглянулись, будто обменялись безмолвными словами, и уставились на меня. Я быстро просканировал сознания всех троих. Присутствовал сговор и твердое намерение не уступать чужестранцу. Я поставил калебас на стол, достал платок и, промокнув им губы, сказал:

– Ваши предложения!

Лохматый, как старший триумвирата, взял ассортиментный перечень и стал вносить свои правки в цены, сопровождая каждую каким-либо весомым, на его взгляд, аргументом. Лысые братья, как китайские болванчики, принялись синхронно кивать головами после каждой произнесённой им цифры. Я хлопну ладонью по столешнице. Лохматый поперхнулся на полуслове и замолчал. Все трое удивленно уставились на меня, а я, каждому пристально посмотрев в глаза, медленно произнес:

– Сеньоры! То, что вы предлагаете, для нас неприемлемо. Теперь я буду диктовать условия сделки…

Дальнейшее для меня, обладающего способностью рыться в чужих мозгах и внушать свои желания, было просто. Вложил всем троим в сознание кодовую фразу, которая, будучи произнесенной в нужное время, существенно влияла на степень алчности этих любителей дешево купить и дорого продать. Пусть других обдирают, с нами это уже не пройдет. Потому цены согласовали быстро, разгрузку испанцы обещали начать завтра с раннего утра. Время – деньги! Откланявшись, купцы ушли. А мы с бароном остались.

– Ну, ты с ними круто! – воскликнул Жилин, как только за перекупщиками захлопнулась дверь. – И что, теперь они всегда будут давать те цены, что мы назначим?

– Всегда, если скажешь волшебное слово. Запомнил, какое?

– Нет, Георгич. Уж больно мудреное оно. Скажи еще разок!

– Запоминай, Петр Фомич: син-хро-фа-зо-трон. Повтори!

Жилин мучился где-то с полчаса, пока научился выговаривать его правильно и быстро. Выбрал я это слово по той причине, что здесь ему похожих по произношению нет, и не будет. И даже если кто его услышит случайно, то ни понять, ни произнести не сможет. Вызвав слугу, я приказал ему привести ко мне Карлоса Мартинеса, охотника, как только он придет в таверну. Тот появился ровно в полдень, когда мы с Петром Фомичем уже успели вдосталь наговориться, а матэ – едва не литься из ушей.

Карлос Мартинес был высоким человеком средних лет с короткой черной бородой, имел худощавое жилистое тело и руки с загрубевшими от физической работы ладонями. Из-под широкополой шляпы внимательно смотрели карие глаза. Одет в высокие кожаные сапоги, штаны и кожаную куртку, но не из крокодила или страуса, а из кого-то попроще. Перепоясан широким ремнем, за который заткнут большой нож в чехле. Войдя, он коротко поклонился Жилину и сел в свободное кресло. Следом за ним впорхнул слуга с большим подносом, уставленным мисками с заранее заказанным мной обедом для троих. Быстро расставив миски на столе и увенчав его кувшином вина, слуга исчез. Приступили к трапезе, время от времени подливая в оловянные кружки вино. Охотник ел не торопясь, аккуратно, умело пользуясь распространенной в это время только среди дворян, и то не всех, вилкой. Если судить по виду и поведению, то он – бастард какого-то дона. А если заглянуть в сознание?