Валерий Елманов - Капитаны в законе [litres]

Но как он ни гадал, а прийти к определенному выводу не смог. Под конец уставший мозг отключился и Улан погрузился в тяжелый беспокойный сон. И снилось ему нечто похожее на Куликово поле. Вот только русских полков на нем не было видно: и с одной, и со второй стороны стояла лишь ордынская конница. Пропели трубы, забили барабаны и, повинуясь им, две лавы, отчаянно визжа нечто удалое, ринулись в бой. Но чем закончилось сражение, он не узнал, не вовремя проснувшись и до самого рассвета ходил по палубе ладьи, о чем-то напряженно размышляя…

С отъездом Улана хлопот у Сангре, как ни удивительно, прибавилось ненамного, и он не раз вспоминал друга теплым добрым словом. Процесс учебы Буланов отладил настолько хорошо, что все продолжало идти как бы само собой, катясь по накатанному. Дружинники-ветераны в определенные часы занимались с новобранцами, обучая их ратному бою. Неграмотные заучивали азы и буки под руководством Изабеллы, а остальными занятиями рулил… Яцко.

Да, именно он контролировал общую физподготовку, притом тоже согласно оставленным Уланом указаниям, где было расписано все: и последовательность упражнений, и число подходов. Он же руководил и новыми парами арбалетчиков, приучая их к введенной в свое время Петром «конвейерной» системе: один стреляет, а второй заряжает. Причем помогал Яцко не кто иной как… Локис. Правда, последний в основном служил для наглядной демонстрации – как надо работать и чего надлежит достичь. Надо сказать, преданному оруженосцу Петра роль наставника чертовски нравилось.

Тут, конечно, занимались не все, поскольку силачей, способных без помощи дополнительных приспособлений взвести тетиву арбалета одними руками имелось немного, всего девять. Двое были из числа литвинов – Галиас и Ажуолас. Но их, успевших освоить конвейерное обучение, Петр вместе со стрелками-ятвягами, как Улан ни упирался, всучил побратиму. Дескать, мало ли что может приключиться в пути.

Остались прибывшие в свое время из Литвы славяне: кривич Шкырка и дрегович Кастусь, да к ним прибавились пятеро сыновей местных кожемяк. Двое пришли сами, прослышав о наборе в новую дружину: Мездрик и Бухтарма. А когда Улан пару раз похвалил их, заявив, что парни запросто могут составить конкуренцию даже Вилкасу, поскольку «качают» руки с детства, специфика производства такая, Сангре сам занялся дополнительным набором. Пройдясь по дворам кожемяк, он в скором времени привел еще троих: Волоха, Усмаря и Замшу. Подыскать хороших стрелков в пару каждому заряжающему было делом пустячным, благо в дружине к тому времени имелось несколько сыновей охотников.

Таким образом самому Сангре в качестве дополнительной нагрузки остался один рукопашный бой.

Зато ночи у него теперь выдавались бурные, и поспать удавалось лишь под утро, когда Заряница – сияющая от счастья, с густым румянцем на щеках и взлохмаченной копной волос, небрежно рассыпавшейся по плечам – крадучись выскальзывала из его комнаты. Нет, Сангре был конечно же рад такому плодотворному времяпровождению, но краткий трех или четырехчасовой отдых не мог до конца восстановить его силы. А ведь впереди ожидал новый день, наполненный бесконечной суетой, повседневными хлопотами и непременными прогулками по тверским торжищам – как же без контроля.

Радовало и то, что пока можно было не обращать внимания на подготовку к чеканке монет. Процесс изготовления изображений для них благодаря Горыне, пускай и не так скоро, как хотелось Петру, но неуклонно продвигался. Да и заготовки – тускло поблескивающие кругляшки в количестве тысячи двухсот штук – были приготовлены. Аккуратно сложенные в стопки и накрытые на всякий случай тулупчиком, они хранились в его комнате, дожидаясь, когда их превратят в «сороки».

Рядом с ними один на другом стояли два сундучка с оставшимся после займа князю серебром. Нижний был полон, его Сангре предусмотрительно утаил от цепких внимательных глаз княжеского казначея Викулы Гюрятовича. Верхний был наполнен едва до половины – пришлось добавлять из него до двух тысяч, когда вычистили до донышка остальные три.

И Сангре, прикинув, что именно сейчас появился отличный шанс исчезнуть без ощутимого ущерба для всех забот и занятий (кроме ночных утех с Заряницей), засобирался в Литву. Но поначалу следовало решить вопрос с тайным гонцом – если удастся договориться с Гедимином, где его перехватывать. Походив пару дней по пристани и попив медку с кормчими – а как без пьянки, пускай и скромной, он все прояснил. Оказалось, самое удобное место – устье реки Шоши, впадающей в Волгу. Если соблюдать правдоподобие перехвата, именно туда должна нырнуть ладья, везущая тайного гонца Гедимина в Москву.

Теперь можно было отправляться в Литву. Таиться Сангре не стал, такое не скроешь, и потому первым делом пошел к Михаилу Ярославичу. Узнав, что и Петр засобирался в дальние края, князь изрядно осерчал. И хотя он старался сдерживаться, держа в уме недавний, всего неделя прошла, займ под символическую по нынешним временам резу, горечь и упрек временами прорывались в его речи.

Однако Петр в этот раз на экспромты не полагался и успел заранее продумать причины отъезда, намертво пришив к ним интерес самого Михаила Ярославина. Мол, по здравому размышлению отправленная в Гамбург грамотка (позавчера инструктировал купца-гонца, предоставленного князем) дойдет туда не раньше чем через месяц. Да и то при непременном условии, что море окажется спокойным, а Овадья – имени он таить не стал, все равно купец сообщит его князю – окажется на месте. Ну и плюс дорога обратно.

– Учитывая, что на дворе уже Иванов день [27] 25 мая (по старому стилю). , скоро лето наступит, а купец выехал накануне, есть опасения…

– Ты же сказывал, к осени привезут?! – не выдержав, перебил князь, в ярости соскочил со своего стольца и, подбежав почти вплотную к Петру, зло прошипел: – Лгал, выходит?!

– Нет, – мотнул головой Сангре.

– Как нет, когда ныне совсем иные песни запел?!

– Не иные. Я тебе и тогда говорил – осенью. А вот в другом каюсь. Не подумал я, что серебро у этого Овадьи, как и положено торговому человеку, не в ларях хранится, но вложено в различные дела и чтобы его собрать, да в таком количестве, тоже потребуется время.

– И что теперь мыслишь?!

– Мыслю, хоть помирай, а слово даденное сдержи, – улыбнулся Сангре. – Для того и направляюсь к Гедимину.

– Ты еще поведай, что у него гривенок занять надумал! – хмыкнул Михаил Ярославич.

– А почему бы и нет, – пожал плечами Петр.

И снова князь принялся расхаживать по комнате. В один конец, в другой, поворот и опять обратно. Туда-сюда, туда-сюда. Наконец остановившись напротив Сангре, он буркнул: