Александр Михайловский - Великий князь Цусимский

Примечание авторов:

* в современных наставления предельная дальность стрельбы шрапнельным снарядом указана в 6000 метров. Но полевые пушки обр. 1930 года, УСВ и ЗиС-3, для которых они писались, за счет более длинного ствола разгоняют шрапнельный снаряд не до 560 м/с, как трехдюймовка 1902 года, а до 660 м/с, по причине чего за время определяемое горением замедлителя снаряд успевает улететь на километр дальше.

** начинка шрапнельного снаряда – 85 гр. черного пороха, сила взрыва которого направлена вперед, в землю, а осколки образуются только при разрыве шрапнельного стакана. Начинка фугасной гранаты составляет от 500 до 800 граммов литого тротила, то есть в 8-10 раз больше; и сила взрыва и разлет осколков направлены в стороны.

Вывод из всего этого был простой. Во-первых – тот, кто вводил французскую систему, либо дурак, не понимающий того дела, которым занимается, либо предатель. Во-вторых – трехдюймовая пушка в пределах своей компетенции очень хороша, но к ней нужен не только шрапнельный снаряд, но и осколочная граната, а также снаряды специального назначения – такие как дымовой, осветительный и так далее. В-третьих – для поражения целей, недоступных настильному пушечному огню, необходимо разработать орудия крупного калибра до шести дюймов включительно, способные посылать фугасные гранаты по крутой навесной траектории, а также легкие переносные мортирки, которые смогут действовать непосредственно из боевых порядков пехоты. В-четвертых –наследник-цесаревич потребовал срочно разработать для винтовки Мосина патрон с остроконечной пулей оживальной формы и внести изменения в стрелковые «Наставления», чтобы взводным и ротным командирам было неповадно заниматься напрасной тратой боеприпасов.

Начальник нашего управления, Великий князь Михаил Николаевич, старейший из ныне живущих Романовых, от кого-нибудь другого такого обращения, разумеется, не стерпел бы. Но наследник-цесаревич, несмотря на свою молодость (а он на четыре года моложе меня), относительно простых смертных стоял особняком. Что не позволено быку, то вполне разрешено Юпитеру, поэтому положить под сукно эту телеграмму было крайне затруднительно. Но та телеграмма была еще цветочками. Через три недели после нее к нам в ГАУ приехал фельдкурьер из Порт-Артура и привез большой пакет, запечатанный личной печатью наследника-цесаревича.

Был в том пакете подарок и для меня – несколько штук тех самых трехлинейных патронов с остроконечной пулей оживальной формы для винтовки Мосина. И хоть клеймо на донце гильзы с названием завода и годом выпуска было кем-то старательно затерто наждаком, несло от этих патронов чем-то таки потусторонним. Одна только стальная гильза, покрытая особым составом (вместо привычной латунной или медной) наводила на мысль, что есть где-то место, где такие патроны с остроконечными пулями производятся даже не сотнями тысяч, а миллионами и десятками миллионов. Переделав на Сестрорецком заводе на нескольких винтовках патронники под патрон с остроконечной пулей, мы начали процесс копирования и испытания новых патронов. Не скажу, что дело двигалось быстро, но особых затруднений не было, за исключением состава для покрытия гильзы. Но после того, как к этой работе подключился Дмитрий Иванович Менделеев, мы надеялись в самый ближайший срок дать России дешевый и по-настоящему массовый патрон для винтовки Мосина.

Между тем я много раз думал о загадке происхождения этих патронов – они, несомненно, имели прямое отношение к коренному перелому в ходе войны, который внезапно начался пару месяцев назад. Газеты тогда писали о каком-то таинственном отряде кораблей – что эти корабли, присоединившись к русской эскадре, всего за одно сражение уничтожил весь японский флот, о таинственных и страшных бойцах со светящимися в темноте глазами, которые побеждают, даже выступая ротой против полка. И однажды меня осенило. Вот она – разгадка потребности в дешевом и массовом патроне. Если эти суперсолдаты действительно вооружены автоматическим оружием вроде принятой на вооружение в Дании винтовки Мадсена, то это может объяснить их необычайную эффективность в бою. И в тот момент меня буквально захватила мысль о том, что русской армии тоже необходимо автоматическое оружие, которым можно вооружить хотя бы охотничьи команды (разведподразделения) пехотных полков. Самым простым было бы переделать в автоматическую уже принятую на вооружение винтовку Мосина – так что именно этим я и занялся со всем возможным пылом, на время забыв о таинственных пришельцах, по информации из тех же газет, осевших на бывшей японской маневровой базе на островах Эллиота.

Но так получилось, что эти пришельцы сами нашли меня… Случилось это как раз сегодня, по дороге на службу. У поворота с Каменноостровского проспекта на Кронверкскую набережную, прямо перед Иоанновским* мостом меня поджидал молодой человек, затянутый в черный флотский мундир с погонами капитана по Адмиралтейству. Дополняли картину красный анненский темляк на кортике и Владимир четвертой степени с мечами на мундире. Ну и, если присмотреться, можно заметь пронзительный взгляд серых глаз, проникающих в душу подобно тому, как Х-лучи Вильгельма Рентгена проникают в человеческое тело.

Примечание авторов:* Иоанновский мост соединяет Кронверкскую набережную с Петропавловской крепостью.

– Здравия желаю, Владимир Григорьевич, – обратился он ко мне, – разрешите представиться – капитан Службу Имперской Безопасности Евгений Петрович Мартынов. Имею к вам служебное дело государственной важности.

После этих слов по спине у меня пробежал невольный холодок. Имперская безопасность была организацией молодой, но уж очень страшненькой. Сразу после своего образования она объявила войну террористам и вела ее без всяких правил. Папенькины знакомые рассказывали, что еще неизвестно кто страшеннее – террористы или те, кто взялись с ними бороться. Говорят, что когда пару недель назад они брали явочную квартиру террористов, где сошлись главари, то сначала бросили туда через окно бомбу, а потом ворвались внутрь и всех арестовали. Только непонятно, кого там можно было арестовывать после взрыва бомбы – разве что трупы. От нашей квартиры в Училище Правоведения до Жуковского не будет полутора верст, дело происходило вечером – и грохот взрыва, похожий на низкий разрыв шрапнельного снаряда, я слышал своими собственными ушами.

– Очень приятно, Евгений Петрович, – осторожно ответил я, – позвольте осведомиться – какого рода дело вы ко мне имеете?

– О делах государственной важности не говорят посреди улицы, – назидательно ответил мой собеседник, – извольте пройти со мной, и тогда вы все узнаете.