Эдгар Крейс - Посол Петра Великого [litres]

Друзья разом посмотрели на мирно спящего Николая, грустно вздохнули и пристроились в креслах подле него. Уснули тут же, практически мгновенно. Нервы у старых солдат оказались ещё те. Хоть и ворчат, но дело своё знают туго. Друзья спали и не слышали, как часы отбили: четыре часа, пять, шесть, семь… Но когда кто-то за дверью стал к ним ломиться, то Алексей Никифорович с Андреем Яковлевичем вскочили разом, а Николай… продолжал рассматривать подробности, наверное, уже десятого или двадцатого сна. Спросонок Алексей Никифорович не сразу разобрал, где он находятся, а в это время за дверью командный голос требовал навести порядок.

– Дежурный! Это почему дверь в моём кабинете закрыта? Я её специально вечером не запирал, чтобы с самого утра связист смог проверить мой телефонный аппарат!

– Никак не знаю, товарищ майор! – отозвался молоденький голос.

– А кто тогда знает, если дежурный по этажу не в курсе, что у него на вверенном ему участке делается! – угрожающе рявкнул майор.

И тут ещё на столе надрывно зазвонил телефон. В итоге получился самый настоящий кавардак: в дверь настойчиво ломится нервный майор, дежурный орёт по телефону на слесаря, а телефон в кабинете этого же самого майора – надрывно звонит и звонит.

– Буди Николая! Сматываться пора! – громко зашипел Андрей Яковлевич.

Они разом принялись трясти Николая, а тот как на грех так крепко спал сладким сном и никак не мог проснуться. Он только сонно отмахивался от них, как от надоедливых мух. Видимо, всё-таки сказалась неделька напряжённой подготовки к голосованию в польском сейме.

– Там кто-то есть! – взволнованно закричал за дверью майор. – Выбивай замок! Дежурный, да где ж ты, твою мать! Слесаря давай сюда скорее! Ай, вас дождёшься, когда нужно, – вечно чёрт знает где шатаетесь!

В дверь перестали ломиться. Раздался характерный звук передёргивания затвора пистолета и почти сразу же подряд – два выстрела. Пули разорвали древесину рядом с замком. Дверная ручка двери снова лихорадочно задёргалась. Но надёжная советская дверь не поддавалась. Снаружи снова выругались, и тут Николай вскочил как ошпаренный.

– Я же в сейм проспал!

Снова с гулким эхом прокатился по длинному коридору звук от двух выстрелов, и дверь резко распахнулась. На пороге стоял майор НКВД в форме, фуражке и с пистолетом «ТТ» в руке, а перед ним, в его личном кабинете, трое каких-то «ряженых» в странных одеждах, да ещё и со шпагами на поясе. Офицер остолбенел от неожиданности. Он ожидал увидеть в кабинете что угодно и кого угодно, но только не «ряженых». В это время к нему подбежал молоденький солдатик, а за ним, еле-еле поспевая, семенил пожилой слесарь с тяжёлым чемоданом с инструментами.

– Товарищ майор… – начал было отчитываться дежурный, но его прервал офицер.

– Дежурный, твою мать! Под трибунал у меня захотел? Это что у тебя за цирк в моём кабинете?!

– Никак не знаю, товарищ майор! Вот, еле-еле нашёл слесаря! А в кабинет ваш, как вы его закрыли вчера вечером, так он и стоял до вашего прихода! Никто в него не входил! – отчитывался дежурный по этажу.

– А это тогда – кто, по-твоему? Святая троица или святой дух? – грозно рявкнул чекист и гневно посмотрел на поникшего дежурного.

Николай не стал выяснять, какой именно «цирк» имеет в виду майор НКВД, а пока тот спорил со своим подчинённым, повернулся к стене, через которую они попали в его кабинет, и провёл по ней золотым «грецким орехом». Стена исчезла. За спиной у Николая раздался тяжёлый удар об пол, потом зазвенел металл и раздался испуганный старческий голос:

– Боже, сохрани меня! Боже, сохрани меня!

Это слесарь от страха выронил из рук тяжёлый картонный чемодан с инструментами. Слабенький замок не выдержал, инструменты высыпались из него, а слесарь стал быстро-быстро креститься. Стена за «ряжеными» вновь восстановилась, а люди за ней пропали. С майора спала пелена наваждения, забежал в кабинет, стал метаться по нему, выискивая пропавших «ряженых». Не найдя их, остановился и совершенно невпопад закричал: «Стоять! Стрелять буду!» – нервно затряс пистолетом, но стоять уже было некому Чекист растерянно оглядел свой кабинет. На пороге замерли с такими же растерянными лицами солдат и слесарь, а на кожаном диване лежали грязные тряпки. Ровно три штуки. Именно столько, сколько в его кабинете было странных людей…

– Или привидения? – тихо произнёс майор.

Он первый раз в своей жизни перекрестился, а затем медленно, грузно сел на диван рядом с уже никому не нужными тряпками. Тяжело вздохнул и тихо произнёс:

– Что теперь со мной будет?

Рядом с ним, с круглыми от удивления и страха глазами, стоял бледный как мел молоденький дежурный по этажу и всё ещё продолжающий креститься седовласый слесарь.

В это время друзья оказались на чудом сохранившемся фрагменте второго этажа их гостиницы в Варшаве. Обугленные стены ещё дымились, стоял отвратительный запах, и друзья снова тяжело закашлялись.

– Там кто-то ещё есть! – раздались голоса под наполовину сгоревшей стеной.

Николай посмотрел вниз. Под ними с баграми наперевес стояли трое мужиков. Они, высоко задрав головы, с удивлением и страхом смотрели, как на единственном целом бревне балансировала троица в чистой, дорогой одежде со шпагами на боку, но с чёрными от копоти лицами. Поляки могли поклясться, что ещё мгновение назад там, наверху никого не было. Мужики разом перекрестились, дружно громко воскликнули:

– Matka boska! – и тут же разом упали на колени перед возникшей ниоткуда «святой троицей».

Хотя друзья и кричали им сверху чтобы те поскорее встали и помогли им спуститься вниз, но до сознания мужиков было не так и просто достучаться. Они долго ещё крестились и не могли поверить, что перед ними самые обыкновенные, живые люди.

Николай всё же не опоздал. «Чудесное» воскрешение «святой троицы» богобоязненные поляки отнесли ко «Знаку свыше», и толпа чуть ли не на руках принесла всех троих друзей в здание Сейма. Выступление русского посла состоялось вовремя и имело огромный успех, ибо почва среди магнатов и поддерживающей их шляхты победнее до того уже была заранее хорошо удобрена золотом.

Леопольд отработал переводчиком-синхронистом на все сто. Даром, что ли, разве провёл в Париже почти пять лет? Плакаты по всему городу с портретами курфюрста саксонского Фредерика Августа II и с обещанием подарить Польше десять миллионов золотых тоже внесли свою неоценимую лепту в общее дело. Собравшиеся в Сейме депутаты втихаря показывали друг другу листовки и мысленно прикидывали: сколько каждому из них достанется от этой фантастической суммы – в случае их «правильного» голосования. За окнами Сейма тысячная толпа народу скандировала: «Август-Сильный!» Нам нужен «Август-Сильный!» Депутаты не могли отказать себе в удовольствии показать себя истинными поборниками демократии и даже во время дебатов апеллировать к «мнению народа», чего ранее за избранниками Сейма никогда не наблюдалось.