Олег Белоус - Попаданцы в стране царя Петра [СИ]

Все-таки решились прийти на помощь Соловьеву, Романов почувствовал, как у него похолодели ноги, а спина покрылась противным, липким потом. Это крах надежд на захват власти. Слишком резким оказался переход от победного торжества к сокрушительному поражению. Всё кончено, перед глазами замаячило лицо Равиля с ехидной улыбкой, он словно говорил, ну что получил власть? На секунду мысли в голове исчезли, как-будто там осталась только вата. Он до боли сцепил зубы.

Толпа по-разному прореагировала на действия силовиков. Большая часть буйных успела исчезнуть в здании администрации. Оставшиеся на площади, более вменяемые, затихли, многие начали поспешно пробираться к выходу, не желая связываться с решительно настроенными силовиками.

- Долой, - дал петуха стоявший на кузове машины оратор, - мэра в отставку!

- Долой, - отозвалась толпа, но уже не так дружно, как до этого.

Несколько камней по большой дуге полетели в направлении тонкой шеренги полицейских. Большая часть из них, не долетев пары метров, безвредно упала на асфальт, лишь несколько с металлическим грохотов врезалась в вовремя подставленные щиты. Это стало последней каплей.

Полицейские, по неслышной команде дружно ударили дубинками по металлическим щитам, одновременно шагнули на испуганно отшатнувшуюся толпу. Первые, тяжелые струи с пожарных машин с размаху вонзились в плотную массу людей, растворяя и размывая ее, как горячая вода размывает кусок сахара Первые демонстранты, беспомощно покатились по асфальту, сбитые с ног тяжелыми струями из брандспойтов. Строй полицейских с резиновыми дубинами и стальными щитами бьют по чему попало, сметая мятежников. Большая часть толпы с криком ринулась на второй выход, стоявшие там полицейские не препятствовали людям или кинулись в переулки между домов, окружавших площадь. Только малая часть слишком злых или глупых попыталась оказать сопротивление.

Звуки стрельбы в здании администрации прекратились, с тем или иным результатом бой внутри закончился. А на площади шел настоящий бой, достойный кисти великого баталиста Верещагина - 'Апофеоз войны'. Каменно-крепкие струи воды, сбивающей с ног даже крепких мужчин, битые стекла бутылок на асфальте, окровавленные лица. Давка, какофония криков, сочные звуки ударов резины по мясу. Мат и кровь и вылетающие зубы. Оратор, стоявший в кузове машины, исчез. Запоздалые крики в мегафон 'Прекратить или применим силу!'. Вот мужик с железной палкой в руке с утробным криком, какие испускают мясники при рубке туши, бьет полицейского по голове, дубина отскакивает от вовремя подставленного щита, в ответ получает 'демократизатором' по плечу, падает вниз, вот бестолково мечущаяся девица с криком налетает на полицейского, от толчка щитом навстречу ее отбрасывает назад, она с окровавленным лицом пропадает в толпе. Вот кирпич врезается в закрытое забрало шлема, боец падает как подрубленный, стена щитов смыкается над провалом, шеренга неумолимо продвигается вперед.

Кусая тонкие губы, Романов неотрывно смотрел на разворачивающуюся перед ним картину никогда не виданного в городе события - разгона демонстрации. Слишком нежные и не способные держать удар среди бизнесменов вымерли еще в девяностые. Он успокоился и начал привычно прикидывать как перевернуть ситуацию в собственную пользу. Еще немного и шеренга полицейских, за ней неторопливо передвигались пожарные машины и шли вооруженные солдаты - контрактники, достигнет противоположного края площади. Огонек недокуренной сигареты метеором вылетел из салона автомобиля на асфальт. Романов торопливо вытащил телефон, найдя знакомый номер, нажал кнопку, поднял мобилу к уху.

- Это я, узнал? - спросил он невидимого абонента, - как он?

Последовала короткая пауза, потом раздался изумленный возглас, и следом растерянный голос Романова: - Жив?!

После короткой паузы, он произнес хриплым от волнения голосом:

- До связи, - и положил трубку.

Романов с размаху ударил кулаком в раскрытую ладонь:

- Черт! Он выжил, выжил! - вслух, вновь и вновь восклицал он, горящими от адреналина глазами рассматривая последствия разгона демонстрации. На покрытой лужами площади, под палящим солнцем слабо шевелились окровавленные демонстранты, на асфальте валяются обрывки одежды, осколки стекла, камни, а посреди площади одинокий грузовик, с которого выступали ораторы. Из здания администрации национальные гвардейцы выволакивают первых арестованных мятежников, а шеренга полицейских по команде поворачивает назад. Пора сматываться, но еще не вечер! - мелькнула у Романова мысль, - Не получилось так, получится по-другому! Но дома лучше не появляться, а то загребут. Почти беззвучно автомобиль завелся и сдал задом, выезжая на улицу Приречную.

Это же время, но несколькими сотнями километров северо-восточнее, в родовой резиденции Строгановых в Орел - городке. Старший приказчик Пахомов запалено дыша, пронесся по безлюдным, сумрачным переходам. Торопливо поднялся наверх, на второй этаж по скрипучей, неистребимо пахнущей мышами, деревянной лестнице. У низенькой дверцы он остановился, переводя дух, хозяйский зов застал его далеко от резиденции Строгановых, на пристани, так что сюда пришлось бежать. Ждать старший хозяин не любил, едва отдышавшись, Пахомов осторожно постучался. Дверь открыл сам старший Строганов - Григорий Дмитриевич. Пристально, без улыбки оглядев, молча кивнул - заходи, посторонившись, ввел гостя в жаркую спаленку с одним слюдяным окошком, едва пропускавшим туманный свет. Пышная кровать расстелена, но на ней еще никто не лежал, по углам сундуки, лавки, в красном углу перед иконами горят лампады. Оттуда лики святых, сложив пальцы символом истинной веры - двуперстием, кротко смотрят в полутьму спаленки, на живых. Вид у Строганова болезненный и неприветливый - нос заострился, седая борода лопатой, глаза маленькие, но живые и проницательные. В лице нечто напоминающее одновременно и лису и волка.

Торопливо обмахнувшись крестом на красный угол, приказчик остановился посреди небольшого помещения. Повернувшись к старшему хозяину, усердно поклонился сверкнув обширной лысиной, обрамленной вокруг остатками волос.

- Звал, батюшка? - спросил он, с затаенной тревогой зыркая на Григория Дмитриевича. К себе в спаленку старший Строганов вызывал редко. Если вместо традиционного московского послеобеденного сна он позвал к себе, это означало что предстоит важный разговор по делам тайным, боящимся огласки.

- Звал, звал, - ворчливым голосом произнес хозяин и опустился на стоявшую у стены покрытую ковром скамью.

- Ох грехи мои тяжкие, - охнул он и принялся массировать занывшие колени и тут-же обмахнул себя крестом, бросив опасливый взгляд на древние, почерневшие иконы. Даже дорогой немецкий дохтур, ежедневно пользующий старшего Строганова мало помогал в лечении болезни ноющих суставов.