Александр Плетнёв - Адмиралы Арктики

«Немцы тут присутствуют своими судами обеспечения, и там наверняка кто-то не просто моряк, – сделал верный вывод кэптен, – ещё известно о французском пароходе. Но незадачливый “лягушатник” застрял в Тромсё – поломка машин. Но всё же любопытно и странно! Решатся ли русские пойти льдами? Почему бы и нет. Что мы знаем об их успехах здесь? Тот же “Ермак” уже хаживал куда-то на восток студёными морями. Удачно, не удачно, но вернулся».

Понимая, что это не его головная боль, а он послан лишь наблюдателем, капитан 1-го ранга всё же не мог не думать об этом.

Кто-то из его офицеров вчера на ужине, вспомнив о слухах, что «Ермак» (кстати, судно английской постройки) не совсем исправно, предположил, что «мы имеем дело с каким-то блефом».

«Даже с учётом пока ни разу не замеченного американского ледокола, – продолжал не понимать английский капитан, – зачем тогда так наглядно и открыто тащить “Ермак” весь путь с Балтики на буксире? Не для того ли, чтобы как раз таки поберечь, зная, какая сложная проводка ему предстоит? Похоже, как будто русские скрывают под одним блефом другой. Или это слишком сложно для русского медведя?»

Холодный ветер всё же сделал своё немилосердное дело – Чарльз Деэ зашмыгал носом, потянув наворачивающиеся сопли, сплюнул вниз в тёмные воды Баренца.

«Завтра. Русская эскадра выдвигается завтра».

Он взглянул на хронометр – сколько там ещё до восхода?

Атомный ледокол, сделав большую дугу, огибая архипелаг Новая Земля с запада, подобрал в оптимальной точке «вертушку» и устремился к Карским воротам.

– Только километров лишних намотали, – недовольно буркнул капитан, глядя на штурманские прокладки, – миль сто пятьдесят…

Эскадра под командованием адмирала Рожественского стала вытягиваться из Кольской губы только после десяти утра. Основной причиной был молебен, устроенный в честь отбытия.

Но и, конечно, как всегда нашлись какие-то организационные неувязки.

Между кораблями всё ещё сновали катера и лодки, что-то привозя, кого-то увозя.

С самой Балтики на броненосцах продолжались мелкие доделки и усовершенствования. Теперь же в Александровске заводские мастера и рабочие сошли на берег. Считай в последний момент. Обратный путь им предстоит проделать уже по железной дороге.

Вся судо-корабельная тоннажность, набившаяся в Екатерининскую гавань, не прекращая и на ночь, подсвечиваясь прожекторами, пуская рябь от бортов, тлела парами, чадила дымами, где-то ещё громыхая и стуча… по дереву, по железу, по чьей-то бессоннице.

А с пяти утра и тем более никто из составов экипажей не знал покоя и праздности: вахтенные, подвахтенные, офицеры, унтеры, матросы…

Отдавались команды, принимались рапорты, потели кочегары, свистали дудки, топотали ботинки, сыпался добротный сопутствующий мат… среди простых и господ.

А над всем этим главенствовали вечно недовольные рыки совсем не душки командующего – адмирала Рожественского.

Так или иначе, время и действо подходило к равновесию с графиками и распорядком. Били своё положенное склянки. Не только углём единым жива эскадра – следовал утренний приём пищи.

А с берега тем временем…

Там под колокольный звон, торжественно, с хоругвями, велеречиво и песнопенно, «во славу», «победу» и прочее, двигалось шествие.

У причалов выстроились высшие офицеры эскадры, почётный караул, присутствовали чины из местных, праздный люд.

Поход Северным путём стольких кораблей (и каких) уже можно было назвать беспримерным.

А потому больше десятка корреспондентов, российских и иностранных, выбирая удобные ракурсы, суетясь со своими громоздкими ящиками и относительно портативными бокс-камерами, пы́хая вспышками, норовили запечатлеть памятные кадры на фотографические пластины. Находились среди этих искушённых злые языки, нашёптывающие: «На погибель идут». И спешили маститые и не очень щелкопёры, опьянённые воодушевлением и утренним воздухом вперемешку со вкусом угольного дыма, под специфические портовые звуки и гудки уходящих кораблей, ломая перья и грифели, передать на бумагу свои яркие впечатления, не подозревая…

Не подозревая, что на этом новости об эскадре Рожественского не закончились. И будут ещё сенсации – приходить с судами, прибегать телеграфными строчками… и просто доходить почтой статьями в газетах.

Отцы духовные и дальше бы тянули тягомотину, но Зиновий Петрович поспешил получить благословение «пройти путями тернистыми и одолеть ворога» и категорически настоял на скором отбытии.

Катера и паровые шлюпки развезли участвовавших в молебне моряков по своим кораблям.

А те, как огромные плавучие крепости, грозно внушая веру в славный поход и громкую победу, пестря флажками, бахнув тройку раз из салютных пушек, под крики «Ура!» и «в воздух чепчики», начали свой неспешный выход.

Вот только почему-то женщины да бабы крестили их вслед, промокая платочком глаза.

Аккуратно подталкиваемый буксирами, в порядке очерёдности, первым прочь из гавани пошёл флагман – «Князь Суворов».

Броненосцы, выйдя из Кольского залива, выстраивались в кильватер. За ними становились черноморские пароходы. Немецкие угольщики давно уже ожидали на рейде.

Последними оказались «Ермак» и «Роланд».

Идти вслед каким-либо провожающим судам Рожественский запретил, но всякая частная мелочь увязались как малые дети, вплоть до Баренцева моря.

А студёный Баренц встретил устойчивым северным ветром, неприятной волной в борт, раскачивая менее остойчивые суда, и неожиданно минусовой температурой.

Ветер подхватывал, рвал, сносил дымы в сторону. Кильватер гнул длинную дугу.

Хорошо просматриваясь с флагмана, колонна шла ровно, за исключением немного рыскающего «Ермака». Чуть отдельно двигались германцы.

Вдалеке по левому траверзу, «аж в шестидесяти кабельтовых», как доложил дальномерный пост, чернил небо «британец».

Рожественский даже не стал себя утруждать биноклем, чтобы рассматривать гнусный «Бервик».

«Гнусный» – это он так сам его окрестил, периодически косясь на левый траверз, ду́мы думая свои недовольные: «Ночью он, конечно, подберётся ближе. Пользуясь тем, что у нас нет крейсеров охранения».

Английский крейсер продолжал оставаться неприятным «бельмом на глазу» – и недавним инцидентом с рыбаками, и самим своим присутствием, и ожидаемыми провокациями.

«А как взять, да поднять флажный, да известить беспроводным: “провожу учебные стрельбы к норду, норд-осту, норд-весту. Аккурат в тех секторах, где и пуганём шпиона.

Или же, как стемнеет, дать команду Владимиру Иосифовичу… пусть он “Ослябей” проведёт траверзный рейд, миль на пять-семь [73]. Да потушив огни! Осторожно, конечно, потому, как и “британец” может без огней тишком двинуть на сближение».