Андрей Архипов - Волжане

И хотя издалека слова было трудно разобрать, но щемящие нотки заставляли всех этих людей оглядываться по сторонам и вспоминать своих соратников, нелепо погибших в случайной стычке. И лишь мысль, что жизнь преходяща и все когда-нибудь вернутся в ее круговорот земным прахом, приносила утешение и заставляла по-новому оценить те ее кусочки, которые еще остались каждому. И тут же хотелось вдохнуть холодный воздух бескрайней степи, почувствовать запах дыма от быстротечного костра, разожженного на сухом бурьяне и высохших ветках вишенника, и взглянуть в сумрачное осеннее небо, где безмолвными клиньями застыли последние стаи диких гусей.

Зима вступала в свои права, не обращая внимания на людские склоки и войны. Природа наивно думала, что мелкие букашки под ее холодными ветрами так и будут драться между собой за кусок еды палками и камнями. Она не подозревала, что в своем стремлении уничтожить соседа и добыть пропитание они когда-нибудь дойдут до того, что изучат многие секреты мироздания и станут увечить ее суть. Им так будет легче, но станут ли они от этого счастливее? Кто знает…

Негромкий тележный скрип выдернул Вячеслава из сонного забытья и заставил недоверчиво приподнять голову, озирая окрестности в поисках знакомых ориентиров:

— Где это мы?

— Куда-то едем, — насмешливо отозвался ему в тон голос, донесшийся от темнеющей в передней части телеги фигуры. — А куда? О том нам не растолковали. А ты отдыхал бы от трудов своих, лекарь! Совсем недавно ведь голову приклонил.

— Ты, Григорий? Все насмешничаешь? А еще чернецом зовешься! — Воспоминания вчерашнего дня с трудом начали пробиваться в затуманенную коротким сном голову. Вячеслав отчаянно зевнул и привстал на локте, пытаясь уловить в снежной крупе, падающей с сумеречного неба, силуэты всадников и растянувшееся по дороге стадо. — Как думаешь, доведем скот на место? И сохраним ли?

— Так ты уже спрашивал, — махнул рукой возница, удобнее поворачиваясь на ворохе сена, наваленного на повозку, и улыбнулся. — Твердята ваш взял ровно столько, сколь может прокормить за зиму. Правда, с учетом того, что раздаст скот по всей округе, так что вышло немало! А вот доведет ли… Бог даст, доведет! Пока снега немного и добраться до травы можно. Людей бы довести…

— Людей… — Вячеслав мрачно откинулся назад и предался воспоминаниям о прошедших днях. Они были наполнены для него постоянными заботами о раненых — как своих, так и чужих. Сначала чередой шли операции, связанные с извлечением стрел, потом ежедневные перевязки и бесконечное кипячение небольшого количества бинтов и различного рода тряпок, которые привезли степняки по просьбе великого «бахсы». Ветхая ткань была изношена до такой степени, что расползалась клочьями, а засалена так, что многочисленные насекомые, ползающие по ней, могли там найти для себя пищу на долгие годы. Как потом оказалось, несмотря на стоявшую тогда холодную погоду, данные тряпицы были сняты с отданных им спустя некоторое время колодников. Пришлось потом лечить этот многочисленный контингент от простуды, хотя самой главной проблемой у них была другая…

Если по порядку, то первым условием, выставленным воеводой за возвращение половецкой предводительницы, было освобождение всех христиан и пленников, которые раньше жили к полунощи от этих мест. Причем если про крещеных Трофим еще что-то мог объяснить, показав свой медный крестик, то про немногочисленных язычников, оказавшихся вятичами, приходилось всячески изворачиваться и врать. Мол, у него обет по приведению окрестных племен к Богу, и по приходе в Поветлужье те обязательно примкнут к своим сородичам, уже вошедшим в лоно христианской церкви. А между строк пришлось упомянуть, что работнику, который тебя не понимает, очень трудно что-то объяснить, особенно если дело касается таких сложных вещей, как изготовление железной посуды.

На такое условие половцы, скрипнув зубами, согласились безоговорочно. Во-первых, на Руси считалось богоугоднейшим делом выкупать или освобождать единоверцев, и к такому требованию они были готовы. Во-вторых, колодники принадлежали не им самим, а ясам. А в-третьих, больше половины из них были торками, печенегами или даже потомками угров, [192] Угры — в данном контексте будущие венгры, мадьяры. являвшихся хозяевами этих степей пару веков тому назад, и не подпадали под выставленные условия. Однако даже при этом освобожденных пленников насчитывалось около шестидесяти, большинство из которых были мужчинами, хотя присутствовали и «чаги» — женщины, исполняющие роль служанок при половцах. И все они стояли на самой низкой ступени кочевого общества.

Если у славянских народов пленный в основном состоял в положении слуги, пусть хозяин и был волен распоряжаться его жизнью, то у степняков положение челяди выполняли хоть и бедные, но свободные члены общины. Колодники же были в положении скотины, если не хуже. Только тут Вячеслав понял, что значит слово «раб» в полном его значении. С бледными лицами, черными телами, воспаленными ранами, наги и босы, они еле передвигались по земле. Причину этого ему показали сразу: для того чтобы измученные люди не бежали, половцы калечили пленным мужчинам ноги. Точнее, резали пятки и в рану засыпали «тернии» — чаще всего рубленый волос конских хвостов. [193] Летописные строки: «…людие разделища и ведоша их у веже… Мучими зимою и оцепляемы у алчбе, и в жаже, и в беде побледневше лици и почерневше телесь, незнаемою страною, языком испаленом, нази ходяще и босы, ноги имуще избодены терньем». (Плетнева С. А. «Половцы».) И привычки ясов в этом ничуть не отличались от привычек других степных народов.

Поэтому список пациентов, требующих помощи, сильно пополнился, и на смену раненым пришли освобожденные невольники, которым требовались операции по чистке и штопке гноящихся ран. Помимо прочего, этих несчастных людей, большинство из которых просидели в плену от пяти до десяти лет, нужно было просто накормить, вымыть, а также выделить им теплую одежду, которой практически не было. И это стало еще одной причиной торговли с половцами, благо проблем с овчиной у тех никогда не было. Так что пока в течение нескольких дней Вячеслав резал, очищал и заживлял раны, ветлужский и воронежский воеводы продолжали спорить со степняками и делить пасущийся за холмом скот, пытаясь выторговать дополнительные условия для бывших пленников. Кстати, четверо из них чуть позже сказались бродниками и день назад уже покинули торговый караван на выделенных им лошадях с притороченными узелками еды, предварительно о чем-то пошептавшись с Твердятой и Трофимом.

За одежду и небольшое количество еды для бывших колодников пришлось пойти на уступки, хотя на итоговый полученный результат воеводы даже не надеялись. Все стадо они не получили, как и следовало ожидать. Половцы уперлись насмерть, сказав, что без этого стада они вымрут зимой, однако от почти десятитысячного стада свою треть «купцы» все-таки урвали. Этого было более чем достаточно. И не из-за того, что такой кусок по меркам Северо-Западной Руси весил как минимум шестьсот гривен кун. В степи овца стоила гораздо дешевле, а низкорослых скакунов в купеческой доле было от силы сотни три. Проблема была в том, что воронежцы не сумели бы зимой прокормить слишком большое поголовье, даже если продали бы часть живности по соседям и родичам. Именно воронежцы, потому что переправлять в Поветлужье сколько-нибудь огромное стадо было бы чрезвычайно обременительно. Так что большую часть четвероногой добычи забрали себе воронежцы, оговорив, что за это обязуются заботиться о той части, которая оставалась в собственности ветлужцев. Тех же колодников, которым было некуда идти или которые могли согласиться на переселение, забирал с собой Трофим.