Геннадий Марченко - Манускрипт [litres]

Варя, со связанными за спиной руками и с гордо поднятым подбородком, встала посреди комнаты и устремила взгляд в окно перед собой, и только после того, как Гузик снова начал распинаться перед герром майором, повернула голову в мою сторону. В таком виде, со связанными за спиной руками, в простой крестьянской блузке, под которой угадывались холмики грудей, она для меня выглядела на порядок привлекательнее длинноногой модели из эскорта какого-нибудь олигарха, одетой в тряпки от Версаче или Кристиана Диора. Второй раз за последние полминуты мне пришлось испытать приступ невероятного желания схватить её, прижать к себе и гладить её волосы, дышать ею и стать с нею одним целым…

По мере того как она меня узнавала, выражение её лица менялось несколько раз. Сначала оно было удивлённое, затем непонимающее, а закончилось всё выражением столь молчаливого презрения, смешанного с обидой и разочарованием, что, умей она испепелять взглядом, от меня на стуле уже остался бы прах. Сколько раз я представлял себе нашу встречу, но и в дурных снах мне не могло присниться, что она состоится при таких обстоятельствах.

– Эта фрау есть партизанен? – наконец произнёс я враз охрипшим голосом.

– Да-да, партизанка, только пока не сознаётся, – подхватился Гузик. – Молчит, зараза, я думаю, и документы у неё фальшивые. Там как раз подполье в Луцке повязали, похоже, она из их числа. Да и с чего бы ей с револьвером бегать? Ну, мы её ещё толком и не спрашивали. Разрешите, сейчас устроим допрос? У нас тут есть мастера, разом всё выложит. Или, может, сами хотите поучаствовать?

Я надел фуражку, поднялся, держа спину прямо и, чётко печатая шаг, несмотря на боль в натёртых пальцах, подошёл к пленной. Встал напротив, и мы замерли, глядя друг другу в глаза. Я молился, чтобы она не начала истерить, мол, сволочь, предатель, а я тебе письма писала, но всё ограничилось презрительным плевком в лицо и хриплым: «Подонок». За что Варя тут же была награждена крепкой затрещиной от стоявшего рядом полицая.

– Найн, не бить её! – крикнул я, с трудом удерживаясь от того, чтобы не залепить полицаю хороший хук справа, что выглядело бы, пожалуй, чересчур. – Ви не уметь вести допрос, и я забирать её в Ровно. Там с ней работать специалистен.

– Так… как же, а нам отчитаться надо, – залепетал Тузик. – Мы же её поймали, нам за каждого партизана по пятьдесят рейхсмарок обещали.

– Ви не доказать, что она являться партизанен. Но я есть писать вам расписка! Ви давать мне бумага и чернила.

Тузику деваться было некуда, пришлось довольствоваться распиской на немецком, предъявителю которой в комендатуре обязаны были выплатить пятьдесят рейхсмарок. На дорогу он выдал нам узелок с провизией, из которого торчало горлышко бутылки с неизвестным содержимым. После чего я не без внутреннего трепета ухватил Варю чуть выше локтевого сгиба и подтолкнул к выходу.

– Vorwarts!

По-моему, она находилась в лёгкой прострации, не могла до конца осознать, кто я – двойник или тот самый Ефим… то есть Клим Кузнецов, которого она знала. Под удивлённым взглядом Медынцева я усадил её на заднее сиденье «хорьха» и дал команду трогаться. Большого труда мне стоило удержаться, чтобы не оглянуться на столпившихся во дворе полицаев, из рук которых я увозил законную добычу. Но воспрепятствовать новым хозяевам они не рискнули. И правильно сделали, потому что я готов был идти до конца, с применением огнестрельного оружия.

Мы выехали за околицу, и я сказал Медынцеву всё ещё на немецком, чтобы он отъехал пару километров и завернул на какую-нибудь неприметную полянку. Только однажды мельком кинул взгляд на сидевшую позади Варю. Глазами с ней не встретился, чтобы в очередной раз не получить в свой адрес испепеляющий взгляд, а только проверил, что она на месте и не делает глупых попыток освободиться и схватить лежавший между сиденьями карабин.

Наконец мы остановились на небольшой прогалине, которая не просматривалась с дороги. Я вылез, молча помог выбраться всё ещё связанной девушке, одним движением срезал путы и только после этого, взглянув ей в глаза и с трудом пряча улыбку, на русском произнёс:

– Ну, здравствуй, Варя! Не такой, наверное, ты представляла нашу встречу, да и я тоже, но пути Господни, как говорится, неисповедимы. Наверное, кто-то свыше прислал меня сюда, чтобы спасти тебя от пыток и виселицы, и я этому Провидению буду благодарен до конца своих дней.

В её взгляде что-то дрогнуло, она нахмурила лоб, потом, потирая запястья, выдавила из себя:

– Значит, я не ошиблась, это ты. Но как ты мог?!

– Понимаю, что ты себе вообразила, увидев меня в немецкой форме. Только, если ты своим женским взглядом приглядишься повнимательнее, то поймёшь, что эта одежда с чужого плеча. А на ногах у меня уже кровавые мозоли, потому что сапоги на размер меньше. Это вон товарищу Медынцеву повезло, потому что форма с убитого ефрейтора пришлась ему практически впору, а покойный майор, которого я ободрал вплоть до личного номера, был потолще и пониже.

Какое-то понимание стало появляться в её глазах. Чтобы она не сбилась с нужного направления, я добавил:

– Если коротко, то мы летели к своим, но наш самолёт упал в районе Тернополя, вернее, Тарнополя, так что линию фронта пересечь нам не удалось. Раненого пилота определили два дня назад на постой к врачу в Лановцах, а сами решили двигаться дальше на восток под видом местных жителей. Ехали на подводе, а тут нагоняют нас немцы – майор и его денщик-ефрейтор за рулём. Спросили, как проехать в Ровно, но мой напарник поглядел в их сторону недобро, ну майор и потребовал аусвайс. Пришлось обоих пристрелить, а их форму мы напялили на себя. Автомобиль тоже конфисковали. Теперь под видом немцев двигаемся к линии фронта. Сегодня же начальник местной управы решил перед нами похвалиться, мол, партизанку поймали, ну мы и решили посмотреть, а может, и помочь, если удастся. А уж когда я увидел тебя… Варя, ты не представляешь, какого труда мне стоило не выдать своих чувств!

– Я не пойму, вы знакомы, что ли?

Мы оба обернулись на голос Медынцева. Тот переводил подозрительно удивлённый взгляд с одного на другого, силясь сообразить, что всё это значит.

– Знакомы, Василий Карпович. Это та самая Варя.

Я достал из внутреннего кармана маленькое фото и показал майору. У него брови тут же поползли вверх.

– Честно сказать, я не очень хорошо знаком с вашим личным делом, товарищ Сорокин, но похоже, эта молодая женщина вам очень близка.

– Вы даже не представляете, насколько, – добавил я, с нежностью глядя на Варю. – Все эти годы в Америке я мечтал о встрече с ней, и пусть даже она состоялась при таких обстоятельствах, я всё равно благодарен судьбе.