Михаил Ланцов - Иван Васильевич. Профессия – царь! [litres]

Забрались на Ивановскую колокольню.

Великий князь уступил ей свое кресло-качалку [52], установленную на верхнем колокольном ярусе. Хорошее освещение. Свежий воздух. Вид на Москву с приличной по тем годам высоты. Тишина. Покой. Лиза прямо сияла. Одна беда – прохладно и ветрено. Поэтому он посадил ее на меховую покрышку и прикрыл сверху шерстяным пледом. Начал покачивать под неспешную беседу. А потому и четверти часа не прошло, как она пригрелась и задремала. Все-таки Лиза была еще ребенком и физически, и психологически. Очень серьезным, умным, многое понимающим, но ребенком.

Иван же, стоя рядом, смотрел на нее и думал о превратностях человеческой судьбы. Эта девочка могла стать самой великой и славной королевой Англии. Королевой-девственницей. А сейчас находится за полторы тысячи миль от дома… и уже практически жена. Причем не случайного кандидата, а того самого Ивана Васильевича, который и в реальности к ней сватался. Но только позже, сильно позже, когда ей это уже было не нужно.

Будить Лизу Иван не стал. Она так славно спала, чуть-чуть подрагивая. Пускай. Видно же, что ей не сахар вся эта история. Да и вздремнуть на свежем воздухе много приятнее, чем в душных палатах…

Москва начала XVI века не сильно радовала глаз. Одноэтажная деревянная застройка без черепицы, среди которой островками возвышались двухэтажные боярские усадьбы и многочисленные церквушки да часовенки. Дороги были покрыты лишь грязью, а потому превращались в вонючее месиво при первом удобном случае. Где-то там, под слоем грунта скрывались деревянные мостовые на самых крупных и значимых дорогах, но погоды это не делало [53]. Кирпичные стены Кремля и Китай-города возвышались в этой огромной, раскидистой деревне, словно огромный утес посреди ромашкового поля. Да-да, именно ромашкового поля, потому что ассоциации с болотом он гнал от себя всеми силами, дабы не впадать в тоску. В том же Лондоне, как ему рассказали, оказалось не чище. Но «просвещенные мореплаватели» размазывали свою грязь по камню. И получалось, что город хоть и утопал в говне, но выглядел на голову цивилизованнее этой древесно-земляной формации. Богаче, круче, прогрессивнее и чище, что не укрылось от глаз посольства.

Иван Васильевич вздохнул и задумался, пользуясь паузой в делах.

Месяц назад, по последнему снегу, уехали англичане. Не все, но основной объем делегации отбыл домой, оставив только королевского посланника с двумя слугами, пять дам из свиты Елизаветы да двух купцов. Ну и малолетнюю невесту Великого князя, разумеется.

Из дюжины больших поморских ладей четыре ушли на дно, не дойдя до Англии. Еще одна утопла на обратном пути. Дорого и сложно получалось набирать этот ценный опыт. Но не то заботило Ивана больше всего.

Северодвинский торговый путь оказался и благодатью, и проклятьем одновременно. Больше тысячи ста километров от Вологды до Холмогор. Да еще и до Вологды от основных регионов Великого княжества добираться и добираться. Не ближний свет. Так что доставка товаров в Холмогоры получалась и дорога, и трудна. Хуже того, пропускная способность маршрута оказывалась очень слабенькой для нормального обеспечения морской торговли.

Прикинув потенциальный тоннаж грузоперевозок, потребный для гостей заморских, Иван впал в уныние. Даже пять торговых каракк [54]могли увезти за ходку около полутора тысяч тонн груза. А его к Холмогорам подвозили стругами плоскодонными, которые едва полсотни тонн тягали. И ведь если дело пойдет хорошо, то морских кораблей станет много больше. Так что на Северной Двине требовалось создавать настоящий речной флот и целую армию гребцов. Сложно, дорого, но вполне реально.

Но вот беда – этим проблемы логистики не ограничивались. Ведь если все пойдет нормально, то лет через десять-пятнадцать там уже по сорок-пятьдесят тысяч тонн придется ежегодно возить в обе стороны. А от Вологды речного пути дальше не было. Как все это возить? Подводами колесными да санями? А ведь каждая подвода тянет едва-едва четыре сотни килограммов. Что, и тут создавать армию, только уже возничих? Да уж… дилемма. Можно было пытаться организовать хорошо обустроенный волок от Вологды до притока Волги. Но по затратам сил и средств, а также по пропускной способности он вряд ли был бы лучше возни с подводами да санями. Проблемы. Проблемы. Проблемы. Они тянулись за этим северодвинским торговым путем со все нарастающей интенсивностью.

Иван Васильевич нахмурился и потер лоб.

Очень сложный путь, открывающий столько возможностей и крайне тяжелых, практически неразрешимых проблем. Как поступить? Что сделать? Великому князю уже не первый месяц казалось, что Северная Двина больше дразнится, чем помогает. Через эту узкую, тощую кишку на Русь могли поступать медь и олово, свинец и бронза, графит и бумага, книги и шерстяные ткани, крупные кони и специалисты, а также многое другое. Обратно же Иван готов был вывозить мех, мед, воск, китайский воск [55], пеньку, а также деготь сосновый и березовый. Для начала. Фактически для его государства этот неудобный торговый маршрут становился «дорогой жизни». Оставалось только придумать, как разрешить весь этот чудовищный ворох проблем. Потому что без внятного объема внешней торговли России жизни не будет. А эта крохотная форточка в Мировой океан станет чем-то вроде памятника, указывающего на слабость и тщедушность, на неспособность отвечать объективным вызовам реальности и добиваться успеха не в листовках пропагандистов, а на деле…

1544 год – 23 мая, Москва

Время бежало неумолимо. Раз – и словно в одночасье пролетело пять лет с момента выхода первого каравана кораблей из Холмогор. И это были очень непростые пять лет…

Из своего заграничного турне вернулся дядя – Михаил Васильевич Глинский. Да не один, а с женой из испанских аристократок и парой новомодных галеонов [56], доставшихся ему в приданое. Удивил. Сильно удивил. Великий князь и не надеялся, что Михаил Васильевич сможет разрешить дело столь благоприятно. Да, советовал ему через маму, чтобы жену подыскал из испанских дворянок, но особых надежд на то не питал. Отдельное любопытство вызывал вопрос венчания, ведь в католическом храме вряд ли обвенчают католичку с православным. Но Михаилу Васильевичу о том неудобных вопросов задавать не стал и митрополита отговорил. Галеоны, они на болоте, чай, не растут, а значит, можно принять, понять и простить эту вынужденную хитрость. А потом взять и обвенчать их еще раз, но уже по православному обычаю. На всякий случай.

После нехитрых торгов Иван Васильевич махнул обещанное дяде Смоленское герцогство на Северное, куда включил земли в незамерзающем заливе на Мурмане [57]да архипелаг Шпицберген, известный в те годы среди норвежцев как Свальбард – Холодные берега. Разумеется, с требованием поставить малые крепости и организовать портовое хозяйство по обоим адресам, дабы никто не сомневался в праве владения.