Михаил Ланцов - Иван Васильевич. Профессия – царь! [litres]

А под самым боком слободы стояла Большая Москва со своим огромным деревянным посадом…

– Пожар! Пожар! – истошно крича, влетел на территорию Потешной слободы всадник, щеголяя мундиром «потешного».

– Пожар? – удивленно переспросил Иван Васильевич, скосившись на Елизавету. Эта девица не усидела в Кремле и довольно скоро стала «хвостиком» будущего мужа, проводя много времени в Потешной слободе среди его задумок. Ведь он был тем единственным, кто относился к ней как к человеку, а не как к женщине, оную в те годы и полноценно разумной не вполне почитали. Вот и сейчас она была рядом.

– Посад горит!

Это была плохая новость. ОЧЕНЬ плохая. Пожары в Москве были жуткие из-за сплошной, очень плотной деревянной застройки и крайне узких улиц. Каждый раз гибла куча людей. Уцелевшие оказывались на улице без средств к существованию. Но главное, в каждый крупный пожар какая-нибудь сволочь обязательно пыталась поднять бунт в своих интересах.

Минуту Иван молча смотрел куда-то в пустоту.

Наконец он громко, отчетливо произнес:

– Выступаем!

– Что? – удивилась Елизавета.

– Полк поднять по тревоге! Выступаем в полном составе! Пики не брать!

– И обозным тоже выходить? – переспросил Юрий Васильевич Глинский, второй брат матери, приставленный после эпизода с нападением татар присматривать за Иваном Васильевичем постоянно. Оберегать его не только в еде и питии, но и вообще. Мало-помалу он стал втягиваться в текучку «потешной» жизни, докладывая о ней сестре.

– Всем! – отрезал Иван Васильевич и быстрым шагом направился к своему «летнему домику» в этой слободе. Требовалось облачиться в доспехи от греха подальше. В той толкучке всякое может произойти.

Полк вышел очень быстро. И, решительно зайдя к посаду с нужной стороны, взялся за дело со всей возможной яростью и страстью.

Артиллерия, выкаченная в упор, била ядрами по деревянным срубам буквально шагов с пятидесяти. И те разваливались, не выдерживая столь «ласкового» обращения. А молодые, неплохо откормленные ребята быстро растаскивали эти обломки в разные стороны. Зачем? Чтобы просеку искусственную организовать в плотной деревянной застройке Москвы.

Поначалу «потешным» пришлось даже оружие применять, чтобы разогнать больных на голову обывателей. Некоторые горячие головы с саблями на них бросались. Но обстановка была не та, чтобы уговаривать кого-то. Приходилось действовать очень жестко, чтобы не терять время. Зато потом, когда стала ясна задумка молодого Великого князя, посадские активно включились и начали помогать.

Так сообща и прошли город, словно раскаленный нож сквозь масло.

Зарядов извели – ужас!

Да, потушить не потушили. Слишком уж страшен пожар в средневековом деревянном городе. Просто так не управиться. Но успели локализовать и, по сути, спасли Москву. Не всю, но ее большую часть. Впервые, пожалуй, за всю столичную историю.

Елизавета тоже отличилась. В свои десять с хвостиком лет она проявляла характер и должную рассудительность. Ей хватило ума понять важность и критичность момента. А потому, самовольно прибыв к пожару, она приняла на себя командование санитарной ротой. Иван на эту просьбу лишь отмахнулся. Дескать, пускай там сидит и под ногами не мешается. Хоть начальником санитаров, хоть поварешкой, хоть варежкой. Лишь бы в огонь не лезла и не рисковала. Лизе как раз это и требовалось. Рисковать головой она не стремилась. Отнюдь. Она просто хотела поторговать лицом, оказавшись в нужное время именно там, где оказывали помощь раненым во время пожара. И не абы как, а в роли руководителя этого действа. Вертелась там со свитой. С людьми разговаривала, привлекая к себе внимание. Даже сажей где-то перемазалась для пущего антуража. Из-за чего эта малявка сумела заработать очень прилично очков репутации в глазах простого народа. Не хуже своего жениха, ведущего напряженную битву с огнем…

1545 год – 25 августа, Москва

Сигизмунд Герберштейн стоял среди прочих именитых гостей и наблюдал за развернувшимся перед ним действом. Совместив приятное с полезным, Сигизмунд вновь стал послом Императора Священной Римской империи в Москву…

К Карлу V Габсбургу сведения о делах московских приходили из самых необычных мест: из Италии, Франции, Англии. Даже из Мадрида послышались разговоры. Казалось бы, где Москва, а где Испания? Однако же. Вот и решил Кайзер проверенного в деле «старого коня» отправить снова на восток, дабы выяснить, что там такого происходит на самом деле.

Гостей, впрочем, и без имперцев прибыло довольно много.

Делегацию Англии возглавлял лично архиепископ Кентерберийский Томас Кранмер [60], отправленный Генрихом VIII. Торговля с Москвой возрастала и становилась все более значимой. Особенно в связи с тем, что удалось обговорить вопросы транзита английского сукна в татарские земли. За долю малую, разумеется. Но для Англии это было важное расширение рынков сбыта и серьезный внешнеэкономический успех.

Кроме английской и имперской хватало и иных делегаций. Сюда прибыли и французы, и поляки, и литовцы, и датчане, и шведы, и голландцы, и даже представители Ливонского ландмейстерства Тевтонского ордена. Да что и говорить, если сама Курия почтила своим присутствием, прислав кардинала Алессандро Фарнезе [61]. Активная дипломатическая и коммерческая деятельность вкупе с завязавшейся международной перепиской дали свои плоды. О Москве узнали. О ней заговорили. Ею заинтересовались. И вместо мутной и призрачной окраины, где дикие люди-варвары живут бок о бок чуть ли не с псоглавцами, стал проступать совсем другой облик этой державы…

Иван Васильевич въехал в Спасские ворота Кремля на огромном белом дестриэ [62], купленном специально для этого действа во Франции. Богато украшенные седло и уздечка. Непривычные для Руси тех лет большие подковы [63]цокали по булыжникам мостовой, высекая искры от поступи могучего животного.

Великий князь восседал верхом, облаченный совершенно непривычным для Руси образом – в новенький комплект снаряжения «античного марсианина». Ну, то есть, «железяках», изготовленных с сильной и явной античной стилистикой, но на глазок, ориентируясь больше на визуальный эффект, чем на историческую правду. То есть в лучших традициях кинематографа.

Мускульная кираса гиппоторакса с характерными такими пластинами наплечников из ранней империи. Да еще украшенная во вполне «голливудском» стиле красными кожаными полосами на бедрах и плечах. Коринфский шлем, словно вынырнувший из фильма «300 спартанцев». Поножи и наручи позднего, классического греко-античного типа. Большой круглый аргивский щит, известный также как аспис или гоплон. На поясе фальката, называемая в старину кописом, а в руке – копье типа дори с древком из полированного ясеня.