Михаил Ланцов - Иван Васильевич. Профессия – царь! [litres]

Конечно, тех восьмисот десяти тысяч четей доброй и угожей пахотной земли, что требовалось для губернского ополчения, хватило бы для втрое большего поместного дворянства [79]. Но намного хуже обученного, снаряженного и вооруженного. А главное – с кучей проблем по сбору войск. Тут же выходило все без мороки и лишней возни. Государь приказывает воеводе, стоящему при губернии военным командиром. Тот транслирует его своим полковникам, которые по районам сидят. Те – майорам уездным, что должны капитанов волостных с ротами поднять… Быстро, стройно, удобно. Со всей губернии сбор в три дня! Раз – и две тысячи семьсот всадников доброго ряда уже под рукой государевой стоят. Да при обозе и запасах, оные положено было держать на местах в порядке и подновлять при необходимости.

Разумеется, для испомещенных, переводимых на новую форму службы, вводились и гарантии. Так, вдов их, коли кормилец помрет, общество должно было содержать пожизненно, а детей до вступления в брак или достижения восемнадцати лет. В случае увечья, не дающего выезжать в роте, содержание также сохранялось. Мало того, после двадцати пяти лет действительной службы поместные выводились в пенсион. Правда, семьи, увечные и старики не пустым балластом висели на обществе волостном или там уездном. Отнюдь. Они самым активным образом привлекались для иной различной службы на местах и помощи в хозяйственном устройстве…

Бояре возмущаться начали прямо с ходу и в немалом количестве. Чего только тут не выкрикивалось. И поруха старины доброй. И фактическое лишение испомещенных земельного держания. И уменьшение воинского контингента. И так далее. «Баба-яга», которая, как известно, «против», имелась всегда и везде, в любых эпохах да в товарных количествах.

Иван Васильевич ожидал такого развития событий, а потому заранее подготовился. Это ведь он только в церкви был Басилевсом и Автократором обозван. В реальности боярскую вольницу только еще предстояло сломать…

Погудели. Пошумели. И государь стукнул посохом о пол Грановитой палаты, призывая всех заткнуться.

– Михаил Иванович, – произнес он, – сам видишь, не все согласны с твоими думками. Не скрою, мне они по душе. Готов ли взяться за их претворение в жизнь?

– Готов, государь.

– А хватит ли времени? Удел твой далеко на юге. Ты ведь и сам в той же позиции, что и испомещенные. Службу надобно нести вдали от земель своих. Да со страстью и полной отдачей сил. Не захиреют ли земли твои без руки хозяйской?

– Так ежели назначишь держание из казны достойное, то и сдам я их. Дело-то важное. Что же я, без разумения?

Этот момент был заранее оговорен государем с Михаилом Ивановичем Воротынским. Тот поначалу желанием не сильно горел. Но позже согласился, глядя на успех дяди государя, ставшего первым в истории Руси адмиралом.

– Что скажете, бояре? – поинтересовался Иван Васильевич.

Добровольный отказ Воротынского от пусть небольшого, но удела сделал свое черное дело, выбив бояр из колеи. Они смутились и смешались, не зная, как отреагировать. Поэтому Иван, развивая успех, продолжил:

– Вижу, что супротив воли доброй никто из вас не возражает. Посему так и поступим. Михаил Иванович, принимайся за дела. – О том же, что было на самом деле обещано Воротынскому за успех, государь решил умолчать, дабы «не дразнить гусей». А то завистники мигом налетят да Михаила Ивановича заклюют, опасаясь его излишнего возвышения. И тот, кстати, был с Иваном Васильевичем полностью согласен.

Так или иначе, но государь указал, а Боярская дума приговорила претворение этой реформы в жизнь. Неохотно. Со скрипом. Но главное, что лед тронулся…

1546 год – 9 сентября, Москва

Иван Васильевич с удовольствием залез в теплую ванну и от блаженства закрыл глаза. Много ли людей в эти годы могли похвастаться большой, просторной ванной? Да с подогревом!

Ну а что? Государь он или погулять вышел? Чего в грязи-то сидеть? Как смог, так сразу «гигиенический уголок» себе организовал по высшему разряду. Один в Кремле, второй в Белой слободе, как ныне стали именовать Потешную.

Тут тебе и большая, просторная ванна, отлитая из бронзы да с подогревом от кованого железного булерьяна [80], стоящего в соседней комнате. А еще душевая кабина. Да, совершенно сельского типа, но душевая же! И умывальник с вполне приличным бронзовым смесителем. Зачем смеситель? Так горячую же воду государь себе пожелал организовать. Водогрейную бочку этажом выше поставил. Даже ватерклозет себе слепил, отлив из бронзы. Не в горшок же, как «прогрессивное человечество», гадить? Да, канализации и водопровода нет. Так и не беда. Из большого бака этажом выше вода исправно поступала и смывала весь «субстрат» аккуратно в выгребную яму, надежно изолируя запахи водяным затвором. Довольно идиллическую картину дополняла полка с гигиеническими принадлежностями и отделка помещения приятной шероховатой керамической плиткой. Ну и просторный камин, приятно потрескивающий ароматными дровами. Он тут не к месту, но очень уж хотелось.

В общем, красота!

Еще была баня. Но она для повседневных нужд совсем не годилась, даже если посещать ее два раза в неделю, а не раз, как все состоятельные люди.

Впрочем, вопросы гигиены оказались не самыми проблемными для государя. Ведь его молодое тело бурлило от гормонов, а эрекция была практически на все подряд. Зрелый разум держался, но кипел Иван изрядно. Конечно, он, пользуясь положением государя, мог с этим не иметь никаких проблем. Найти девицу или женщину для забав не стоило труда. Но Иван Васильевич прекрасно знал, что с 1495 года в Южной Италии началась эпидемия сифилиса, стремительно захлестнувшего всю Европу и Азию. Например, в 1497 году уже пошли заболевания в Великом княжестве Литовском, а в 1498-м – на Москве. Вот с тех пор эта зараза никак и не отступала. А Иван Васильевич не имел ни малейшего желания знакомиться с бледной спирохетой, вот и держался образцовым борцом за целомудрие.

Конечно, у него имелась невеста, буквально несколько месяцев назад ставшая физиологически пригодной для брака. А значит, он мог тащить ее под венец. Но тот же разум подсказывал, что она была еще слишком юна. И жертвовать ее здоровьем ради удовлетворения своей животной потребности он считал глупым.

Лиза… Лиза… она не росла красавицей, во всяком случае, по местным меркам. В те годы по всей Европе уважали пышек с жирком и целлюлитом. А тут худощавая девочка с излишне тонкими чертами лица, живыми глазами и густыми рыжими волосами.

За эти шесть лет, минувших с момента ее приезда, их отношения существенно потеплели. Детская травма, полученная из-за казни ее матери по надуманному обвинению, потихоньку отступала. Она все меньше и меньше ассоциировала замужество со смертью, в чем ей очень сильно помогала Елена Васильевна, уступив увещеваниям сына. Девочка отчаянно нуждалась в матери, и ей пришлось ее заменить. Хоть как-то. И надо сказать, получилось неплохо. Обе худые, рыжие, с вдумчивым ведьмячьим характером, то есть умные стервы, но не истерички. Разве что чертами лица разнились. А так – со стороны словно дочь с матерью. Что было быстро подмечено и сильно помогло делу.