Михаил Ланцов - Иван Васильевич. Профессия – царь! [litres]

Не так чтобы эти прибыли так уж сильно манили Москву. Всем было предельно ясно, что как только уйдет Казань, придет кто-то другой и станет держать в тишине и покое торговый путь. Этот участок, во всяком случае. Что стоило и денег, и сил, и времени, и людей. Причем не таких уж и малых. То есть, в принципе, скрепя сердце Москва готова была мириться с этими транзитными потерями, если бы не набеги… О набеги! Египетская саранча в новой ипостаси! Что они собой представляли? Обычные разбойничьи налеты, разграбляющие и выжигающие сельскую местность, угоняющие на продажу в рабство молодежь да ремесленников и вырезающие всех остальных. Не Крым, конечно, но все равно очень чувствительно. Что в сочетании с малооправданными грабительскими наценками транзитной торговли превращало Казанское ханство в поистине кровожадного паразита без стыда и совести.

Ну и, наконец, с третьей стороны, Русь нуждалась в новых пахотных землях. Внутренние возможности для экстенсивной колонизации были практически исчерпаны, и требовалось банальное завоевание жизненного пространства. А в Среднем Поволжье доброй и угожей земли хватало. Да и река – тоже недурная кормилица. Рыбы там прорва. А там ведь еще и Кама вырисовывалась с ее весьма любопытными перспективами. В общем, есть где развернуться.

Вот и выходило, что по большому счету у Ивана Васильевича и выбора-то особенного не было. А помня заветы Макиавелли, затягивать и откладывать войну к пущей выгоде своего противника он не желал.

1547 год – 12 мая, Еленаполис [85]

Хан Сафа Герай выехал на берег Волги, с напряжением вгляделся туда, где у большого холма в устье реки Свияги остановилось множество кораблей и лодок кафиров [86].

– Ждут подхода войска, идущего по берегу? – поинтересовался он у своего верного друга и союзника Кул Шарифа [87]. Вопрос был больше риторическим. Со времен Ивана III походов из Москвы на Казань было много, и они все характеризовались наличием нескольких походных колонн, подходящих к Казани по частям. И надо сказать, что это обстоятельство защищало город лучше крепких стен, а все вокруг уже настолько привыкли к постоянному бардаку у русичей, что иного и не мыслили.

– Не думаю, – покачал головой имам.

– Тогда зачем они пришли? – спросил, немало удивившись, хан.

– По наши головы.

– Вот такой горсткой? Ты думаешь, они смогут ими взять Казань?

– Этой горсткой – нет. А тем войском, для опоры которого строится эта крепость, – да.

– Крепость? – удивился Сафа Герай и начал щуриться, приглядываясь.

От кромки левого берега Волги до холма у Свияги было несколько километров, из-за чего толком разглядеть дела кафиров было сложно. Впрочем, после нескольких минут напряжения сил хан согласился с имамом. Сам ничего толком не разглядел – глаза уже не те, но если его духовный лидер видит строительство крепости, то пусть так и будет.

– Нет, ну наглецы!

– И очень быстро работают, – спокойно добавил Кул Шариф. – Месяца не пройдет, как закончат стену…

– Ты считаешь, что эта крепостишка на холме станет большой проблемой, – усмехнулся хан.

– А ты полагаешь, что нет?

– Наступит зима, и мы заглянем в гости. Нам там крепость пригодится. Это ведь вон как ладно задумали. По зиме возьмем их острожек и станем через него Волгу держать крепче прежнего.

– И давно наши воины брали крепости?

– Крепости? Острожек же…

– А ты не помнишь того холма? – удивился Кул Шариф.

– Холм помню, но вижу очень плохо. Больно далеко, – нехотя признался хан.

– Они весь холм занимают. Там острожек выйдет побольше Казанской крепости.

– Не может быть! – ахнул хан. – Хотя нам же лучше. Они до зимы не смогут закончить стены.

– Я же говорю: месяц – и закончат. Может, два.

– Но как?!

– Твои глаза уже слабы, но я вижу больше. Когда нам донесли о прибытии кафиров к острову? Сколько дней прошло? А там уже с десяток клетей [88]собрано. Не знаю, пересыпаны они землей или нет, но стоят. А внизу, у холма разгрузка со стругов идет. Видишь, сколько их? А вон там видишь плоты? Целая прорва плотов! Кажется, что там целый лес, порубленный и оструганный, к берегу прибило. Или ты думаешь, они там случайно оказались, принесенные рекой по половодью? Кафиры заготовили все для крепости и спустили по реке… Месяц, может быть, два, и стены замкнутся, сделав ее неприступной.

– А орудия нам на что? – повел бровью хан. – Уж от Казани до Свияги мы их по зиме как-нибудь доставим.

– И много ты настреляешь тюфяками? [89]Стены дробом каменным ломать собрался?

Так и беседовали. А с другой стороны реки за ними наблюдали самым пристальным образом. Ведь в этом рискованном деле требовалась трепетная бдительность и обостренная внимательность…

Алексей Данилович Басманов [90], командующий боевым охранением крепостного строительства Еленаполиса, давно заметил татар на левом берегу Волги. Сначала несколько всадников, помелькавших да сгинувших с глаз долой. А потом и целую делегацию.

Басманов был человеком контрастов. С одной стороны, отчаянно храбрый и решительный. С другой – грубый, склонный к насилию, алкоголю и балагурству разного толка. На высокие посты такого не поставишь без тяжких и далекоидущих последствий. Но на роль командира отряда на самом переднем крае боевых действий Алексей Данилович подходил идеально. Там он находился в своей стихии.

Так вот.

Заприметив «крупную делегацию», Алексей Данилович сделал то, что должен был. А именно поднял по тревоге вверенный ему личный состав и вывел свои пять боевых стругов на реку. Несложно было догадаться о том, что казанцы попытаются вмешаться в строительные работы.

Боя как такового не было.

Да, собственно, никто не пытался, не щадя живота своего, прорваться и победить. Казанцы проводили разведку боем, прощупывая гостей. А Басманов огрызался максимально жестко, по-взрослому, дабы, не дай бог, супостат не подумал о том, что противник слаб и его можно раздавить.

Большие боевые струги вышли кильватером и, не подпуская противника, открыли беглый огонь из трехфунтовых пушек. Их каждый «вымпел» нес по восемь штук, концентрируя при необходимости с нужного борта. Так что сорок таких пушечек и встретили казанскую москитную флотилию. Сначала ядрами, а потом и несколько раз тяжелой кованой картечью да поддержав с гаковниц [91]и пищалей.

Причесали. Несколько скорлупок удалось даже утопить. Да и много ли надо большой лодке? Ну и разошлись. Боевые струги спустились своей колонной ниже по течению, и, пока разворачивались, казанцы отступили. Само собой, сняв выживших с передовых лодок, превращенных картечью и пулями в локальный филиал живодерни.

Кул Шарифа, что наблюдал за сражением с берега, удивила частота пушечных выстрелов. Он-то рассчитывал на один-два залпа. Ну, может быть, три. Все-таки водоплавающие лоханки не лошади, скорости скромные. А тут такая удивительная скорострельность! Каждые тридцать ударов сердца большие струги русичей окутывались пороховыми дымами. Среди же корабликов и лодок казанцев лихо вставали султаны воды от ядер либо множественные картечные всплески. Да щепки летели во все стороны. Да люди гибли многие. Унитарно-картузное заряжание [92]для столь легких орудий сделало свое грязное дело. До смешного. Их заряжали так же быстро, как и ручные пищали.