В Бирюк - Одуванчик

Я теряю людей, город... всё.

Эмир теряет... как минимум - "честь", "слово".

Его собственное "слово".

В эмирате, кроме эмира - семьсот тысяч человек, они никаких обязательств на себя не принимали. Им - терять нечего.

Кто-то в Булгарии пытается манипулировать Ибрагимом. И этот кто-то пришёл сюда в караване и устроил погром Усть-Илети.

Не государственное решение, не консолидированная позиция, а результат каких-то тамошних внутри-элитных разборок. Из-за которых у меня вот такой... геморрой образовался.

И чего делать? "Шашки наголо, в атаку марш"?

Вот завтра придут сюда мои ушкуи. Выплывут к булгарским учанам, развернуться задницами и плюнут огнём - огнемёты стоят в кормовых чердаках. А там две с половиной тысячи мужиков. Половина топоры метнут - дальше только щепки от ушкуев на волнах закачаются.

А хоть бы и нет. Сожгли пару-тройку булгарских лоханок, остальные разбежались. Вниз по Волге.

Дальше? - Дальше война. Дальше, через месяц-два, сюда вопрётся уже воинский караван. Вдвое большей численности.

Не, если бы у меня была эскадра корветов с "Калибами"... Или хотя бы бронекатер с эрликонами...

Всё равно - война закрывает для меня Волгу. Дальше нужно реально выжигать всю береговую линию. По самой реке и притокам. Ставить крепости во всех устьях, наполнять их гарнизонами... непрерывное рейдирование с барражированием... Или - забыть о рынке халифата, вообще - о восточной торговле... На тридцать лет. Как хазары Вещему Олегу устроили.

Пока я глобально размышлял и стратегически анализировал, практическая жизнь вокруг продолжалась.

"Теория, мой друг, суха,

Но зеленеет жизни древо".

Древы - зеленели. Период у них такой. Ещё - жужжали мухи и чирикали птички. Возле неширокого пляжа у берега огромного Криушинского острова стояла "Белая Ласточка", принайтованная канатом к валяющемуся здоровенному, наполовину занесённому песком, дереву с вывороченными корнями и торчащими чёрными сучьями.

Дальше - береговой обрыв. Невысокий, довольно прямой. На обрыве - холм. На холме - кучка сосен. Поэтому мы сюда и встали: на крайней сосне сидит мой сигнальщик и посматривает на восток. Где над вершинами тамошнего леса торчит сигнальная вышка.

Курт, которого мы с "Ласточки" притащили по земле побегать... И вообще - после истории с дерьмо-сборщиками я стараюсь контролировать его пищеварительные процессы, вдруг приподнялся и уставился куда-то на юг. Туда же развернулся и сидевший рядом со мной Сухан.

-- Услышал чего?

-- Да.

Факеншит! А дальше?! Чёртов зомби! Никогда нормально не отвечает!

-- Что именно?

-- Идут. Двое.

Жарко.

Скучно. Тошно.

Непонятно. Тревожно.

Сигнальщик молчит. Что-то делать, пока Салман с отрядом не подошёл... Провести разведку? - Дополнительная информация - край нужна. Но глядя из леса, со стороны, на караванщиков - не узнать расклады в головах верхушки эмирата. А нарваться - можно.

Но если они сами сюда пришли... Надо глянуть.

Махнул рукой томившемуся на жаре вестовому. Давешний матерщинник. Сам весть принёс - сам и в поход пошёл. Всю дорогу молчит, рта не раскрывает. Только временами до уха дотрагивается - на месте ли?

Спустились с холма, только подошли к ивняку в низине - там крик и шум какой-то. Опять Курт "поперед батьки" лезет.

Точно, внутри ивняка - полянка, на полянке - двое. Местные. Один лежит, другой, мальчишка-подросток, палку в руках держит. Наставил на Курта и трясётся.

-- Кошкиз! Кошкиз!

Во блин! Много чего слышал, но чтобы моего Курта, князь-волка, чудо природы и ужас леса, кошкой называли...!

А, факеншит! Опять языкознание! Точнее - "языко-незнание". Что-то из местных наречий, типа - "вали отсюда".

Палка у парня интересная. Укороченная пика.

Забавно: пики - из арсенала степняков.

-- Шыдын! Шыдын пий!

А это уже про меня. Кажется. Меня местные часто называют "шыдын вуй". Причём здешний "вуй" не дополнение к русскому "стрый".

Нет, это парнишка на моего пёсика ругается. Чего ж они все такие... дурнословные?

-- Ныл лум?

-- Ой! К-кавырля...

Я спросил - как его зовут. Это он так ответил? Это его имя? Или - эмоция? Или - пожелание? Типа: "кавырляй потихонечку"?

-- Курт, оставь ребёнка в покое. Вестовой, как ты на мате разговариваешь - я уже слышал, теперь поговори на местном. Выясни - что у них за проблемы. И почему у пацана - кипчакская пика, а мужик встать не может.

***

Эффект многоязычия: ряд позиций в моей администрации занимают, преимущественно, выходцы из племён.

У меня учат русскому языку - его все знают.

Ну... типа.

Но у каждого лесовика есть и второй язык - родной. Учить русских местным языкам... у меня нет на это времени и ресурсов. Поэтому там, где это существенно, аборигены оказываются, при прочих равных, более эффективными. Вот и продвигаем. Поэтому и матерится - иноязычные часто начинают понимать русский с обсценной лексики: многозначность и эмоциональность очень привлекают.

"Нафига нафигачили дофига? Расфигачивайте нафиг!".

А физиологического смысла они не улавливают. У Потани в приказе таких двуязычных много, у Николая. Ну, и у меня. Хотя, конечно, ухи откручиваю.

***

Парни начали бурно общаться, а я позвал Курта и подошёл к лежащему на земле мужику.

Странно: смотрит на меня радостно, князь-волка не боится. Тянется к нему как к родному...

-- Кашкар. Кашкар-кнес.

"Князь-волк"? Откуда знает? И что у него с ногой? Штанина пропиталась кровью.

-- А пойдём-ка мы к реке. Помоем, перевяжем.

Взял мужичка на руки. Терпимо, местные - мелкие. Перехватил его по-удобнее. Тот радостно улыбнулся.

В следующий момент меня сильно толкнуло в грудь. Так, что я просто глупо завалился на спину. Лицо аборигена, на которое я смотрел, вдруг исказилось болью, оскалилось. А сам он в моих руках резко, толчком, выгнулся дугой. С одной стороны от меня что-то серое метнулось к противоположному краю полянки, с другой - завопил мой "матерщинник". А в теле, судорожно напрягшемся у меня в руках, вдруг оказалась торчащая довольно длинная палка. Которая начала заваливаться в сторону. Мелко подрагивая.

Ё... Однако...

Тут в кустах раздался крик. Совершенно... полный ужаса. Мгновенно оборвавшийся. Каким-то всхлюпом. И - звяк. С хеком.

Дошло.

До меня.

Но - медленно.

Типа: вставать пора. А то лежу я тут... не при делах совсем. Так и пропущу всё.

Спихнул с себя продолжавшее выгибаться тело. Неуклюже выбрался из-под него. Огляделся.

Панорама... В двух шагах стопочкой лежат подростки. "Матерщинник" - сверху. Молодец - прикрыл собеседника собственным телом.

Храбрец. Кажется.

Увидев, что я встал, он вдруг заверещал, подскочил и на четвереньках метнулся в ту сторону, откуда мы пришли. Другой подросток так и остался лежать пластом. Вцепившись руками в свою короткую пику, воткнувшись в древко лицом. Трясётся, воет чуть слышно, на штанине мокрое пятно расплывается. Кровь? - Вроде, нет.