Александр Михайловский - Творец государей [СИ]

Да уж, ну и чудеса… Между мной и им – полтора века! Но мы встретились, вот сейчас смотрим друг на друга и испытываем взаимную симпатию… Даже, кажется, нечто большее… Да могла ли я подумать когда-нибудь о том, что сам Генрих Наваррский будет когда-нибудь стоять рядом со мной и смотреть с таким восхищением и интересом?

Вот он мне улыбается и учтиво кланяется. Я приседаю в ответном поклоне. Какая у него улыбка! От нее мое сердце начинает просто грохотать… Ох, только бы не подать виду… Ведь я королева! Забыты все мои прежние «любови». Сейчас у меня только одно желание – чтобы заиграла музыка и он пригласил меня на танец…

И тут музыка действительно заиграла – что-то веселое и в то же время величественное. О Боже! Король Генрих приглашает меня… Эта мелодия мне совсем незнакома*, но не я ли с восьми лет блистала на устраиваемых папенькой ассамблеях? Посмотрим, как танцуют другие – и справимся. Раз-два-три. Раз-два-три.

Примечание авторов:* король Генрих и Елизавета Петровна танцуют вальс, а незнаком он даме потому, что с середины XVII века он был запрещен во Франции сыном Генриха, королем Людовиком XIII, как простонародный и развратный. Елизавета Петровна воспитана воспитателями-французами и поэтому ее этому танцу не учили, а вот Генрих его знает, и потому ведет свою даму со знанием дела.

Играет дивная незнакомая мелодия. Мы кружимся в танце… Это действительно оказалось очень легко и очень приятно. Вокруг нас двигаются еще несколько пар, но я даже не обращаю на них внимания. Я чувствую теплую руку кавалера на своей талии – он уверенно ведет, показывая, что является блестящим танцором. С каждым кругом, с каждым тактом музыки во мне поднимается возбуждение. Впрочем, Генрих, кажется, испытывает нечто похожее… Пока он молчит, но я знаю, что он вот-вот заговорит! И мне страшно – что если мой голос вдруг выдаст мое состояние?

Вдруг я почувствовала такое, от чего едва не сбилась с ритма. Трусики! О Боже, нет! Кажется, они развязывают свои завязки, собираясь уползти в свой кармашек… О нет, еще ведь рано! То есть, я еще не решила… Ой, то есть я не знаю… Аааа! Я безмолвно кричу, глядя на кавалера широко раскрытыми глазами. Какой кошмар… Я то краснею, то бледнею, стараясь удержать этих предателей на месте, но они уже все уже решили за меня… Теперь я чувствую что раньше там, где была надежная защита, свежий ночной ветерок уже обдувает гладко выбритую нежную кожу. Но Генрих совершенно не догадывается, в чем дело – слава Богу, слава Богу!! Он говорит:

– Кажется, вам нехорошо, Лизетт? Вы, наверное, устали… – (Я вовсе не устала, но он так очаровательно тактичен!) – Не желаете ли пройти к столикам и угоститься какими-нибудь лакомствами?

– О да, пожалуй… – совершенно не своим голосом, краснея, бормочу в ответ.

Он уводит меня под сень дерев к столику на двоих, на котором уже расставлены вазочки с разными сладкими заедками и стоят кувшины с прохладительным. Мне не по себе – наверняка все увидели, что мы удаляемся, наверняка у всех возникли пошлые мысли – о, ведь это и вправду ужасно, ужасно неприлично! Впрочем, оглядевшись вокруг, замечаю, что никому нет до нас никакого дела. Никто даже не смотрит в нашу сторону! Видимо, тут так принято – не лезть в чужую личную жизнь. С облегчением вздыхаю. Да уж, танцульки у Артанского князя – это не великосветские балы… Вряд ли здесь станут сплетничать и злословить обо мне.

Когда мы садимся за столик, я уже не испытываю паники, хотя трусики уже покинули свое место и тихонько хихикают из специального кармашка… К черту все – приличия, манеры, условности и прочие глупости; совсем не зря Анна Сергеевна сегодня днем показала мне, каким числом совсем ненужных ограничений я была окружена со всех сторон. Пусть все идет к черту, а остаются только я и Генрих…

Тогда же и там же. Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.

Вот вам и номер. Наша кандидатка в досрочные императрицы неожиданно слиплась с омоложенным королем Генрихом и вполне закономерно стала жертвой этого старого ловеласа. Вон они, голубки, сидят себе и воркуют в тени дерев. Вот Генрих, что-то говорит, встает, подает Елизавете руку и они вдвоем в обнимку удаляются в сторону купален… Есть тут такое место, в котором, разгорячившись танцами, можно освежиться, окунувшись в ванну с магической водой и заодно по-быстрому перепихнуться, удовлетворив вспышку внезапной страсти. Опять же магическая вода способствует остроте получаемых ощущений.

Отдельная кабинка на полчаса стоит один денарий, то есть суточный заработок рядового бойца, но для почетных гостей, какими являются и Генрих, и Елизавета – и вход бесплатен, и время не ограничено, наслаждайся друг другом и ваннами хоть до самого утра; чем они, без сомнения, и воспользуются.

– Одним словом, – сказал я своим соратникам по «пятерке», – наша идея досрочно сделать Елизавету Петровну императрицей с грохотом накрылась позолоченным медным тазом. С чем вас и поздравляю. Лямур, однако, нашкодил.

– А почему позолоченным, Сергей Сергеевич? – с долей ехидства в голосе спросил Дима Колдун.

– А потому, – ответил я, – что в качестве моральной компенсации Елизавете Петровне достался не какой-нибудь там поручик сердцеедских войск, а самый настоящий король, причем с уже заслуженной приставкой Великий. Для самой цесаревны в этом есть несомненный плюс, потому что именно к этой должности «жена французского короля» папенька с маменькой готовили ее всю жизнь. А вот что делать нам, когда прямо из-под носа уводят перспективного кандидата, я просто не знаю. С Генрихом из-за Елизаветы ругаться нам тоже не стоит. Не велико сокровище. Вопрос только в том, что мы будем теперь делать. Попробуем до конца реанимировать Петра Второго или поищем каких-то иных вариантов?

– Сергей Сергеевич, – спросила меня Анастасия, – а почему вы считаете, что на Елизавете как на будущей императрице можно ставить крест?

– Вы думаете, что Генрих цесаревну поматросит и бросит, или она его? – вздохнул я. – Ох уж мне эти маги стихий, которые за скоростью нисходящих и восходящих воздушных потоков, электрическими потенциалами и миллиметрами ртутного столба не видят живых людей. Анна Сергеевна, вы уж, как маг разума, объясните, пожалуйста, нашей дорогой Анастасии всю тонкость отношений, сложившихся между Генрихом Наваррским и Елизаветой Петровной.

– Настенька, – ласково произнесла Птица, – разве вы не обратили внимания на то, что случилось с их аурами, когда они сблизили головы?

– Нет, уважаемая Анна Сергеевна, – ответила Анастасия, – я вообще очень смутно вижу эту часть спектра энергий, и магия стихий мне привычней и милей, но если вы объясните, то я постараюсь вас понять.