Сергей Нуртазин - Батальон прорыва

Андрей сидел на поросшем мхом пне, неподалеку от лагеря, наблюдал за размеренной жизнью партизанского стана. Лесной лагерь был небольшим – восемь землянок и два навеса. Один навес предназначался для приема пищи в теплое время, другой служил стойлом для пяти лошадей. Три землянки предназначались под склад, кухню и баньку, еще в трех жили бойцы отряда, одна служила штабом и одновременно местом проживания майора Двужильного и Скоморохова. Комиссар с женщинами занимали отдельную землянку. Недавний разговор с его дочерью Данутой заставил Андрея уединиться. Девушка подошла к нему, когда он кормил лошадь, и призналась в своих чувствах. Андрей ответил, что сейчас не время для любви, чем расстроил девушку. Данута ушла в слезах, оставила в душе Андрея осадок горечи. Разве мог он объяснить ей причину своего отказа? Разве мог рассказать о душевной боли, порождённой смертью Вари? Разве мог забыть свою первую настоящую любовь?

Тяжелая ладонь легла ему на плечо. Скоморохов обернулся. Рядом стоял рослый и крепкий парень в стеганой фуфайке, это был его заместитель Казимир. Светло-серые глаза недобро смотрели на Андрея.

– Вставай.

Скоморохов поднялся. Он был на полголовы ниже, а потому на собеседника пришлось смотреть снизу вверх. Казимир крепко схватил его за отворот белого овчинного полушубка, подаренного дедом Миколой.

– Ты зачем Дануту обидел и до слез довел?! Веремейчик мне рассказал, что ты к ней приставал.

Андрей вспомнил, что во время их с Данутой разговора мимо них прошмыгнул Веремейчик – боец отряда из местных, неприятный ему малорослый человек лет тридцати пяти с худым остроносым лицом и водянистыми голубыми глазами. Взгляд Андрея посуровел, спокойным, но строгим голосом он произнес:

– Убери руку!

Казимир шмыгнул плосковатым носом, крепче сжал пальцы, потянул Скоморохова на себя.

– Это моя дивчина! Понял! Если между нами мешаться будешь я тебе…

Договорить он не успел. Андрей ухватил его за запястье и вывернул руку, освобождаясь от захвата. Казимир оказался на коленях с заломленной назад рукой. Он тщетно пытался вырваться, но хватка Скоморохова была крепкой. Не повышая голоса, Андрей сказал:

– Дануту я не обижал, между вами вставать не собираюсь, а тебе посоветую впредь с уважением относиться к старшим по возрасту, званию и должности.

Скоморохов отпустил руку Казимира. Тот поднялся, пригладил кудреватые светло-русые волосы, поднял серую ушанку, надел на голову, медленно побрел к лагерю. Андрей сел на пень. «Ну вот, второго человека за день обидел». От этой мысли на душе стало еще горше.

Время шло, закончилась зима, пролетела весна, наступило лето. Через людей комиссара, связанных с подпольем, узнавали новости о положении на фронтах, а они были разные. Радостная весть о том, что немцев отбросили от Москвы, сменилась горечью весеннего поражения и окружения частей Красной армии под Харьковом. Андрей, как и другие, переживал летнее отступление к Волге, а ведь там, на берегах великой реки, стоял его родной город Астрахань. Сердце сжималось от мысли, что немцы могут войти и туда, но всё, что он мог сделать, это бороться с врагами здесь, в белорусских лесах.

За истекшее время отряд пополнился еще двумя бойцами, молодым парнем из города и бывшим полицейским, но количество осталось прежним, так как весной в перестрелке с полицейскими были убиты двое партизан. Бойцы Двужильного делали редкие вылазки к дороге, обстреливали машины с немецкими солдатами, обозы. Один раз удалось отбить телеги с продуктами, которые полицаи отобрали у селян для немцев. Тогда же завладели пятью винтовками, но оружия и боеприпасов для более активных действий всё равно было мало, что вызывало немалое недовольство майора. Помог дед Микола. В один из дней он явился в отряд, зашел в землянку к Двужильному и доложил:

– Я километрах в пяти от моей хаты в глухом лесу случайно ящики нашел. Там неподалеку грузовик стоит. Его еще в августе красноармейцы бросили, когда отступали. Наверное, что-то с машиной случилось, поэтому они ящики из кузова вытащили, в ложбинку перетащили и ветками закидали. От немцев, значит, спрятали. Ну а я, получается, нашел.

От обычной сдержанности Двужильного не осталось и следа. Он торопливо надел шинель.

– Пойдем. Покажешь. Скоморохов, возьми с собой двух бойцов.

Дед Микола подсказал:

– Телегу возьмите. Я объясню, как проехать. Если в ящиках нужное окажется, сразу их и заберете.

На телеге доехали до грузовика. Полуторка стояла с раскуроченным двигателем, сломанным рулем, спущенными колесами и пустым баком. Похоже, что отступающие бойцы решили идти лесом, через болота, где на машине не проехать, или у них кончился бензин, поэтому техника была преднамеренно испорчена, а груз спрятан до лучших времен. В ложбинке под ветками и брезентом, оружия, к большому разочарованию Двужильного, не обнаружили. Находки указывали, что спрятанное добро принадлежало саперам. В ложбинке нашли топор, двуручную пилу, щупы, миноискатель. Дошла очередь и до деревянных ящиков. В первом ящике, который они открыли, были противогазы, во втором – провода, минные шнуры, ножницы для резки колючей проволоки. Содержимое остальных ящиков порадовало партизан больше. Там оказались взрывчатка, противопехотные и противотанковые мины. Всё это срочно перевезли в партизанский лагерь. Теперь на вооружении отряда были не только винтовки, охотничьи ружья, автомат Дегтярева, пистолет, пара гранат, но и мины с взрывчаткой. Нашелся и сапер. Главным в отряде по взрывному делу назначили Казимира. Войну он встретил в Красной армии сапером, попал в окружение под Минском, но сумел не попасть в плен и пробраться в родное село, откуда вскоре пришлось бежать в лес вместе с семьей парторга колхоза Нестеренко. Новое назначение примирило бывшего сапера со Скомороховым, тем более что Андрей стал замечать благосклонное отношение Дануты к Казимиру. Боевые задания, на которые они зачастую ходили вместе, еще более их сблизили. На минах, которые они вместе поставили на дороге, подорвался грузовик с солдатами. Через два дня они взорвали железнодорожный путь. Осенью немцы и полицаи сделали облаву, но отыскать партизан не смогли. Двужильный приказал на время затаиться.

– Пусть думают, что мы ушли в другие леса.

Бездействие было временным. Энергичная натура Двужильного не давала ему сидеть на месте. В начале зимы он стал обдумывать с соратниками план подрыва немецкого эшелона. Майор решил заложить взрывчатку рядом с охраняемым железнодорожным мостом через реку в надежде, что взрывом удастся пустить под откос эшелон, повредить пути и мост. Казимир, как знаток подрывного дела, возражал, говорил, что зимой ставить мину на железнодорожных путях рискованно, так как на снегу будут заметны следы, но переубедить майора ему не удалось. За день до того, как Скоморохов и Казимир должны были осуществить задумку командира, в отряд наведался дед Микола.