Сергей Суханов - До и после Победы. Перелом. Часть 1

А насчет "не убьют" им все хорошо объяснили на курсах военной подготовки. Николай хоть и отслужил в сороковом, но, попав в войска после окружения под Белостоком, куда он был снова призван в июне сорок первого, он понял, насколько эта армия отличалась от той, в которой ему довелось послужить. Лозунги тоже конечно были, но они подкреплялись объяснениями, отчего и застревали в голове осознанной верой в свои навыки, свое оружие и своих товарищей. "Бить врага на его территории" это конечно хорошо, но простого объяснения "настойчиво и решительно атаковать противника" Николаю было недостаточно — он не мог вывести из этих лозунгов, как и почему именно так ему надо действовать. А эти парни, которые воевали в белорусских лесах, каждый лозунг разворачивали на примерах. "Решительно и настойчиво" разворачивалось во вполне понятные объяснения — "больше передвигаться!!! чтобы пристреляться по цели, надо сделать два-три выстрела или очереди — это три-пять секунд. Когда вы заняли очередную позицию и открыли огонь, противник заметит вас после вашего первого, в лучшем случае — второго выстрела и начнет стрелять по вам. Но к этому моменту вы уже пристреляетесь и ваш огонь будет точным, поэтому вы как минимум прижмете противника — того же или другого, стреляющего по Вашему соседу, не дадите пристреляться уже ему — попробуй-ка целиться, когда в пяти сантиметрах от носа свистят пули — хочешь не хочешь будешь прижимать голову и в лучшем случае садить "куда-то туда, в направлении врага". Как максимум — поразите противника — убьете или раните — в любом случае ему будет уже не до вас или вашего соседа. Но есть и другие противники, которые также могут стрелять в вас. Поэтому, сделав с одной позиции после пристрелочного два-три выстрела уже по цели, перемещайтесь. Инициатива в выборе места будет у вас, поэтому, пока вы не выбрали новую позицию, противник не может пристреляться, а когда выбрали — ситуация повторяется — вы снова опережаете на выстрел". Вот такие объяснения были понятны. Николай это чувствовал и интуитивно, но когда так разложено по полочкам — это начинает действительно работать уже на новом уровне — поднявшись из нижних слоев сознания, эти сведения осознаются, встраиваются в опыт и потом снова переходят в подсознание, но уже на качественно ином уровне — про сознание и подсознание им тоже читали на спецкурсе психологии боя.

Поэтому сейчас Николай уверенно садил короткими очередями в смутные тени фрицев — несмотря на то, что по нему поначалу немного постреляли, через пару минут огонь снизился, поэтому он не менял позицию — в поднявшейся пыли его короткие очереди уже не разглядишь, тем более что амбразура окопа, из которой он стрелял, была не фронтальной. Поэтому и снарядом в него уже не жахнут — они стреляют только по обнаруженной цели, а попробуй его теперь разгляди — сами же и закрыли своими выстрелами, а потом, похоже, еще и потеряли ориентиры. А только снаряд ему по сути и опасен — даже если не попадет точно в ячейку, то все-равно может оглушить, контузить взрывной волной, посечь осколками его или пулемет, да просто засыпать землей — снаряд штука вредная, как, впрочем, и граната, или минометная мина. Но до гранат дело не дойдет — "его" группа немецкой пехоты уже залегла — навсегда или до отхода, и танк, чье пехотное прикрытие он сейчас расстреливал, двигался вперед уже в одиночку — бери не хочу. Оставалось только надеяться, что соседи точно так же положили и тех фрицев, что двигались на позицию Николая. Если не положили — тогда скоро жди гранат. Так что Николай снизил темп стрельбы — в дело вступали гранатометчики.

На курсах Николай также обучался стрельбе из гранатомета — и на тренажерах с красной точкой, где боец тренировался брать правильное упреждение по макетам танков, и пару раз сделал выстрел учебными ракетами, после чего два дня правое ухо было как будто заложено ватой. Но Николая определили в пехотные снайпера — это у него получалось лучше. Сейчас правда его снайперка была на ремонте — два дня назад посекло осколком и ее ремонтировали в мастерских. Поэтому ему, как хорошему стрелку, и выделили трофейный пулемет, и сегодня он подтвердил правильность такого решения — штук с пяток фрицев он точно положил, а остальных просто придавил — и этого достаточно — теперь им еще выбираться обратно, а это сделать под минометным обстрелом довольно тяжело — Николай это знает по себе, нога до сих пор ноет, как только погода меняется на дождливую. Поэтому, внимательно наблюдая за полем, он краем глаза увидел, как из замаскированного гнезда вырвался дымный след, уперся в борт четверки и вспыхнул — сначала короткой невзрачной вспышкой, а затем оглушительным грохотом — сдетонировавший от кумулятивной струи боекомплект приподнял башню и затем отбросил ее огненным шаром на пять метров вбок. Николай от неожиданности присел, настолько был силен взрыв даже на фоне общего грохота, но тут же вынырнул обратно — надо проследить чтобы фрицы не подобрались к гранатометчикам. У тех конечно есть автоматчики в охранении, но поддержать соседа всегда будет нелишним — сегодня я его, завтра он меня — так и перемелем уродов.

И действительно — атака выдохлась, оставшиеся на ходу танки начали пятиться, огрызаясь огнем. На исходных позициях немцев начали вспухать черные шары дымовых мин, но не дожидаясь, когда все заволочет плотным покровом, который закроет немецким наблюдателям и наводчикам видимость, из капониров выдвинулись САУ и, выбирая более удобные позиции, продолжили гвоздить оставшиеся на поле боя немецкие танки. Те один за другим замирали, некоторые начали дымить, а в одном снова сдетонировал боекомплект. Немцы перекинули весь огонь на нового противника, но вяловато — не все еще успели их разглядеть. От одной из САУ ушел вверх рикошетом снаряд, рядом с другой поднялся мощный султан — видимо, кто-то из артиллерийских наводчиков как-то смог во все уплотняющейся дымовой завесе навести гаубицу, так что САУ предпочла за лучшее резво сменить позицию, не дожидаясь полного залпа всей батареей, который прилетел буквально через полминуты. А под этим прикрытием — огнем прямой наводкой по полю и навесным — по немецким позициям — в контратаку уже шли штурмовые подразделения — до этого они сидели в укрытиях и ждали, когда надо будет опрокинуть отступающего врага или выбить его из наших окопов, если фриц вдруг сможет в них ворваться. Сейчас шло именно добивание атакующих подразделений противника.

Раньше Николай недоумевал — зачем вообще в уставах была прописана контратака. На его взгляд, отбились от противника — и нормально. Но и это объясняли на курсах тактики полевого боя. Оказывается, на момент окончания атаки управление атакующими подразделениями если и не потеряно, то как минимум сильно нарушено — кто-то из командиров убит, и некому отдавать команды, кто-то из бойцов убит — и некому их исполнять. К тому же атакующим надо смотреть и отстреливаться вперед, а двигаться назад — в отличие от атаки, когда и движение и стрельба выполняется в одном направлении — а это снижает концентрацию бойца и тот может не заметить чего-то важного, что в другом случае спасло бы ему жизнь. Плюс — атакующие уже устали, измотаны, деморализованы потерями и неудачной атакой — они понимают, что скоро снова идти вперед. Это снижает мотивацию к бою — сейчас все их помыслы направлены на то, чтобы оказаться в безопасном месте, и раз таким местом не стали окопы противника, то им могут стать свои окопы, из которых они вышли буквально полчаса назад. Ну и не надо забывать, что во время атаки расходуются боеприпасы, а их запас небесконечен, и к концу атаки хорошо если остается треть боекомплекта. Все это делает отступающие части не то чтобы легкой, но вполне доступной добычей для контратакующего — на момент контратаки он в общем лишен тех минусов, что присутствуют у отступающих. Особенно если контратаку проводят части, которые не участвовали в обороне. Что и происходило сейчас.