Анатолий Матвиенко - Де Бюсси

– Сеньор, события ближайших дней крайне важны… Если вы оправдаете мое доверие, Речь Посполитая станет для вас вторым домом, гораздо более приятным, чем Франция. Если нет… Я не буду пугать вас угрозами. Просто осведомитесь, что случается с людьми, пытавшимися обмануть или, не дай бог, предать Радзивиллов.

– Я прекрасно знаю, где мои интересы и что им угрожает, иначе не пришел бы к вам перед отправкой в Люблин. До видзення, пан Николай.

Коротко поклонившись, ретировался, чтобы срочно найти де Келюса. Он обнаружился во внутреннем дворе, ближе к кафедральному собору, увлеченно беседовавший с молодой паненкой, которую на расстоянии десяти шагов неусыпно пасла дама во вдовьем чепце, эдакий страж добродетели, вряд ли осведомленный, что мелкий герой-любовник давно женат.

Политика политикой, но наплыв дворянства в Вавель накануне бала многие использовали для амурных игр, не только де Келюс. Знатные паны непременно буксировали свою прекрасную (или не очень прекрасную) половину с выводком дочек, молодые шляхтичи крутили усы, поглядывая орлами и гордо поглаживая эфес сабли. Дамочки практически все в той или иной мере переоделись на французский манер, панове не столь радикальны, хотя тут и там мелькали кривые от кавалерийской езды мужские ноги в светлых трикотажных чулках с подбоем. Я как обычно – в черном, коричневом и серебристом, для июня несколько жарко, особенно в высоких сапогах, но гораздо практичнее, чем в парадно-придворном виде.

– Эскьюземуа, граф, вы требуетесь королю по срочному делу.

Коротышка с сожалением выпустил из пятерни пальцы паненки в кружевных французских перчатках. Я потащил его в сторону собора, где безлюдно, в праздничный день шляхта менее религиозна, чем обычно.

– Помнишь день коронации и отряд Яна Фирлея? Смотри! Тебе не кажется, что к балу поляки заготовили что-то похлеще?

Вавель, кроме покоев монарха и свиты, вмещал множество королевских учреждений, при Генрихе работавших большей частью вхолостую. Гостевые апартаменты способны вместить десятки наиболее знатных господ, но не более. Радзивиллы, Чарторыйские, Потоцкие и несколько других богатых семейств имели особняки в Кракове и вокруг него, по существу – мини-дворцы. Остальные участники бала расположились в многочисленных шатрах, палаточный город охватил Вавельский холм с юго-востока полукольцом.

– Луи, это пахнет заговором. Будь я проклят…

Даже без подзорной трубы было заметно количество верховых лошадей. Легкий ветерок донес аромат навоза. Насколько я изучил посполитые нравы, каждый из владетельных панов прихватил десятки мелких шляхтичей. Так что на берегу Вислы собралось профессиональное конное войско в полторы или две тысячи сабель, способное быстро самоорганизоваться, и силы продолжали прибывать.

– Эти хоть артиллерию не прихватили… – я прикусил язык.

На дороге, ведущей из Казимежа, показались в облаке пыли артиллерийские упряжки. Конечно, пушки ехали исключительно для салютации, кто бы сомневался! А что на подводах за ними наверняка везут и боевые заряды, тут я готов был поклясться, поляки объяснят чем угодно.

– Что-то сегодня мне особенно захотелось в Париж, – вздохнул де Келюс. – Местные фемины хороши, но слишком богобоязненны, как только дело идет к плотскому греху.

– И особенно несговорчивы, узнав, что у тебя в Париже осталась жена.

– Думаю, она не скучает. Моя дражайшая скорее красива, нежели добродетельна.

Начатая сегодня блокада Вавеля недвусмысленно свидетельствовала: шляхта намерена диктовать условия и добиваться исполнения этих условий даже с применением силы. О том, чтобы Генриху не жениться на Ягеллонке, даже речи нет. Дворец и штурмовать не будут, без того во всех галереях и коридорах шастала вооруженная шляхта. Приближенных к королю французских дворян и городских стражников, если последние вздумают воспротивиться, шляхтичи задавят сокрушительным численным преимуществом.

– Париж сегодня для нас недоступнее Индии… Жак, они недовольны королем. Шаг в сторону, и Генриха поляки просто запрут в какую-то из башен. Будут приносить на подпись бумаги, сочиненные в Сейме. С нами еще меньше станут церемониться.

Де Келюса опасность взбодрила.

– Значит, будем готовы. Просто так я им не дамся. У тебя есть идеи?

– Я бы провел показательную акцию устрашения. На балу около главных магнатов должна находиться группа наших, примерно трое-четверо. По сигналу следует взять Сиротку и по одному из Чарторыйских и Потоцких в заложники, приставив кинжал к горлу. Тогда сами будем диктовать условия.

Умудренный опытом прошлой жизни, я вряд ли бы настаивал на этом плане. Но здесь во мне все бурлило; живя в теле француза, тем не менее часто надеялся на русское «авось», оно еще не подводило. Де Келюс старше, ему за тридцать, душой он такой же авантюрист, но в делах больший прагматик.

– Не с нашим королем, мон ами. Он испугается столь решительных мер и никогда не одобрит. Подумаем, как его вывести, если шляхта взбунтуется.

– Знаю один путь… Проверю этой же ночью.

Ниже берлоги алхимика Пшемысского имелся тайный ход. Не сомневаюсь, поляки о нем также были осведомлены, так что тайным его можно считать весьма условно.

Но де Келюс прав – Генрих будет сопротивляться любой авантюре. Карл болен, однако его болезнь способна длиться годами, пока не сведет в могилу, нам же придется терпеливо ждать в Кракове, покорно выполняя приказы Радзивиллов.

В общем, если сравнивать с карточной партией, у наших противников на руках оказались все короли, тузы и рыцари. Мягкотелый Анжу склонен сказать «пас». Ставки сделаны, господа, вскрываемся!

Капитан королевской гвардии Николя де Ларшан скинул с себя все лишнее, кроме широкополой шляпы. Днем в середине июня солнце на юге Польши сияло так же энергично, как и обычно в это время в Париже. Анджей Опалинский отдал слуге ярко-красный плащ и черный берет с пером, явные атрибуты новой краковской моды на французский манер. У обоих небоевые шпаги с затупленными наконечниками.

И хотя поединок не должен окончиться смертоубийством и даже ранением участников, обстановка была наэлектризована, как воздух перед грозой. Публика разделилась, часть шляхты, особенно голосовавшая за Валуа, поддержала французские веяния и легкий стиль жизни, другая ратовала за традиции и считала нас нежелательными пришельцами, Опалинский, в общем-то лояльный к королю, в данный момент выступил фаворитом непримиримых. Его бритая на малороссийский манер голова поблескивала от пота, усы лихо загнуты и напоминали формой рога экзотического животного.

Де Ларшан сохранял внешнее спокойствие. Короткая седая бородка придавала ему безобидно-цивильный вид, но я-то знал, что против поляка вышел лучший ученик Шико. После меня, разумеется, лучший.