Анатолий Матвиенко - Де Бюсси

Великий маршалок коронный покрыт рубцами так, словно на нем шинковали капусту, в шрамах свод черепа, целый каньон пересек левую щеку. Конечно, нет мизинца на правой руке, на остальных пальцах – длинные белесые отметины давно заживших сабельных ран.

– Уложить его не сложно, – промолвил Шико. – Пан привык к сабле, шпага для него слишком легкая и быстрая.

Острый слух Генриха перехватил наши перешептывания.

– Уймитесь, задиры! – Вокруг все затихли, и его негромкий гневный голос разнесся по галерее второго этажа, откуда открывался вид на внутренний двор Вавеля, на короткое время превращенный в потешное ристалище. – Николя знает, что легкая победа только раздует пламя напряженности между нашими сторонниками и недовольной шляхтой. Я скорей соглашусь на его поражение!

Рядом почтительно молчали самые влиятельные из польской и литовской шляхты. Молчали, но принимали к сведению бесхребетность короля, способного на резкость только по отношению к самым приближенным.

– Ангард! – долетело снизу.

Сабельная школа поляка сразу проявилась в стремлении нанести рубящий удар первой третью клинка, где у боевого оружия он заострен. Де Ларшан спокойно парировал наскоки Опалинского, принимая удары сильной частью шпаги. Заметно, что французскому капитану приходилось несладко из-за взвинченного темпа. Он уже несколько раз пропустил подходящий момент нанести укол, скорее всего, из-за опасения, что «убитый» противник тут же хлестнет его сверху, и король присудит тому победу.

Поляк наступал, все время смещаясь вправо. Нетрудно догадаться, что он выбирал момент для решающей атаки – как только его тень протянется в сторону соперника, тот будет ослеплен солнцем. Опытный де Ларшан это тоже понял?

Да! Чуть наклонил голову, спасаясь полями шляпы от солнца, и отвел выпад шпаги ударом ладони в перчатке, его ответный выпад пришелся Опалинскому в лоб, да с такой силой, что поляк выронил оружие и схватился руками за голову.

Похоже, наш Генрих – единственный, кто не радовался удаче гвардейского капитана, победителю аплодировала даже оппозиционная шляхта, восхищенная мастерством. Опалинский, левой потирая ссадину на лбу, правой стиснул руку де Ларшану; со второго этажа не слышно их слов, но готов спорить – они договаривались выпить по случаю этой ненастоящей дуэли. Наконец, король трижды хлопнул в ладоши, чтоб совсем не выпадать из общего настроя, и объявил следующее состязание – в стрельбе из арбалета.

Я бы с превеликой готовностью посоревновался в стрельбе из пистолета или аркебузы, но даже заикаться не стоило. Наше величество прекрасно помнило, что именно с моими стрелковыми успехами связаны самые громкие французско-польские конфузы, не считая отложившейся женитьбы на Ягеллонке.

Шляхта показала себя более уверенно в конной программе, тут они действительно сильны. У французов к лошадям прозаическое отношение. Матильда обладала отменной выносливостью, слушалась голоса без шенкелей и не шарахалась от стрельбы, но цирковым трюкам я ее никогда не обучал.

Развлечения сменяли одно другое, ветер полоскал флаги, Вавель был заполнен атмосферой воскресного пикника, но у меня зрело смутное ощущение назревающей грозы. Что это – шутки подсознания, интуиция? Или на меня такое впечатление произвели взгляды шляхтичей, бросаемые на короля с вопросом: ну, сдержишь обещание? Не только с вопросом, но и с вызовом, руки их непроизвольно теребили рукояти сабель и кинжалов, исподволь выдавая сокровенные мысли. Встретился глазами с де Келюсом, он тоже на нервах. Все вокруг благостно, а на деле – пороховой погреб, среди которого Генрих баловался со спичками. Мои дуэли – мелочь, достаточно одного неверного хода короля, и шляхта немедленно сорвется с цепи, сменив милость на гнев, а ближайшая ночь станет Варфоломеевской по-польски, только в роли гугенотов будем мы, французские католики.

Критической точки накал страстей достиг к полуночи, когда король объявился в зале для приемов под руку с нареченной. Вроде смирился, но кто его знает… Половина королевской гвардии вышагивала в свите, игнорируя ранжир от старших к младшим, под камзолами у наших дворян поддеты кольчужные сетки. Я бы и пистолеты взял, но это уж чересчур провокационно.

Генрих слегка развел руки в стороны и начал долгий спич про свои нежнейшие чувства к возлюбленному посполитому народу, особенно к лучшей его части – шляхте. Народ внимал. Все ждали главного: заявления о бракосочетании. Или уклонения от такого заявления, и тогда…

– Сеньор де Бюсси! Сеньор! Это важно!!!

Шепот сменился совсем уж невежливыми рывками за рукав. Дьявольщина, кто посмел меня потревожить в столь важный момент?!

Обернувшись, увидел взволнованное лицо пажа де Келюса, отчаявшегося ввинтиться в королевское сопровождение ближе к патрону. Приказал ему одними губами: вон отсюда!

– Сеньор де Бюсси! Прибыл де Ришелье из Парижа со срочным письмом его величеству. Есть важные новости… – он говорил едва слышно, но при этом буквально кричал всем своим существом, я наклонился к пажу и почувствовал его теплое дыхание у самого уха. – Король Карл преставился!

– …Почту за честь взять в жены девицу Анну Ягеллонку и немедленно приступить к приготовлениям к свадьбе! – донесся до меня торжественный и немного печальный финальный аккорд речи короля, только что лишившегося всякого резона вступить в этот брак.

Генрих торжественно обошел магнатов, одаряя каждого парой любезных фраз. Придворная толпа за спиной монарха утратила статичность, я умудрился протиснуться и по одному нашептать Шико, де Келюсу и де Ларшану о новости из Парижа. Де Келюс схватился за голову – не разболтает ли паж кому-то еще про смерть Карла. Эта мысль казалась ему важнее церемониальных обязанностей, тем более король выдал долгожданные заверения о свадьбе и на какое-то время мы в безопасности.

Коротышка понесся вон из зала, чтобы заткнуть пажу рот. Не удивлюсь, если он заколет пацана насмерть.

– Устроив себе свадьбу, наш король не подумал о бедном Шико… Плохой король! Шуту придется подумать о себе самому. Ясновельможная пани, не согласитесь ли разделить мое общество до конца моей жизни? Не волнуйтесь, жизнь очень короткая, меня непременно скоро прирежут!

С этими словами фигляр прицепился к какой-то магнатской жене, буря возмущения тут же потонула во взрыве смеха, когда «невеста» надавала ему веером по голове, муж даже не успел вмешаться.

– Я пока оставлю вас, любовь моя, попрошу, чтобы великодушный король благословил наш союз! Ваше величество, примите вернейшего своего подданного без очереди!

Оставив женщину в покое, Шико бросился к Генриху и шепнул королю пару слов на ухо. По губам читать не обучен, но был готов побиться о заклад, эти слова: «Карл умер!»