Андрей Грог - Капитан поневоле

Вскоре, вся компания сидела на крыльце, пользуясь тем, что солнце начало скрываться за деревьями и пристройками. Девчонка всячески делала вид, что они её ни капельки не интересуют, но глазами всё равно косила. А ребята тем временем решали, стоит ли им поужинать самостоятельно своими запасами, или подождать, что предложат местные, и предложат ли вообще. Решили подождать. И не ошиблись.

Сначала с улицы завели шесть коров, которых тут же определили в конюшню, и несколько женщин отправились их доить. Это было слышно по характерному звуку, с которым струя молока бьёт в пустое по началу ведро. Затем потянулись другие люди, с огородов, или ещё откуда-то. Из пристроек стали тоже выходить, направляясь к колодцу. Там, нисколько не стесняясь друг друга, мужчины и женщины снимали с себя рубахи, какое-то подобие трусов, вешали всё это на перекладину, и направлялись в отдельно стоящий длинный домик, из которого вскоре, вместе с довольными голосами и смехом, послышалось журчание стекающей воды. Летний душ в конце трудового дня! Вот это уровень! Вездесущий Коля тут же направился туда, чтобы рассмотреть всё поближе, справедливо рассудив, что раз они не стесняются друг друга, то постоять-то ему рядом можно. Впрочем, соваться внутрь он сразу не стал, а вежливо стоял снаружи. Но народ подходил ещё, многие с интересом посматривали на невысокого, темноволосого и курчавого Колю, и также без комплексов раздевались, да шли мыться, по мере освобождения мест внутри. Примерно через полчаса, из домика вышли последние работники. Одна женщина, неопределённого возраста, заметив его нерешительность, что-то сказала ему с улыбкой и махнула рукой в сторону распахнутой двери. Неопределённого, потому что сложена она была великолепно, но грудь была изрядно обвисшей, поперёк плоского живота пролегало несколько складок, и на лице были заметны морщинки. Впрочем, волосы были без седины, но при их светлом оттенке сказать с уверенностью это было трудно. Пока Коля соображал, она подхватила с перекладины свои трусы, и продела в них стройные ноги. Трусы представляли собой плотную полоску ткани на бёдрах, с завязками в самом низу живота, к которой перпендикулярно была пришита другая, спереди по уже, сзади по шире, закрывавшая пах и интимные места. Впрочем, слишком внимательно разглядывать её Коля не стал, а начал сам раздеваться, чем в свою очередь немало заинтересовал женщину и всех, кто ещё был рядом. В отличии от местных, процесс раздевания у Коли был более сложным, потому что сначала надо было расшнуровать ботинки, снять носки, потом штаны и футболку. Оставшись в трусах-боксерах, Коля замялся. На него явно косились, но также было понятно, что это чистой воды любопытство. Эх, сам смотрел на сиськи, а теперь стесняется! И Коля с максимально спокойным видом снял трусы, положив их на перекладину. Из-за общего волнения, Колин член начал постепенно наливаться, и пока это не стало бросаться в глаза, он быстро отправился внутрь. Ребята, с интересом наблюдавшие от порога за его приключениями, отметили, что хоть его одеждой местные и интересовались, но ничего не трогали.

Войдя внутрь, Коля осмотрелся, обнаружив пять отделений, разделённых плетёнными из лозы перегородками, и над каждым располагался короткий деревянный раструб, с надетой на него насадкой с мелкими дырочками. Простейший душ! Баки с водой, или скорее всего бочки, располагаются, очевидно, на крыше, где они за день должны прогреваться. Конечно, всё это должно быть деревянное. А может и глиняное. Надо будет глянуть из интереса. Вода перекрывалось простейшей деревянной же затычкой над дырчатой насадкой, сбоку, до которой можно дотянуться, встав на специальный приступок. Но самое удивительное, что в каждом отсеке на стеночке была полочка, на которой лежало мыло! Местные, даже в этой очевидной глуши, были очень привержены к гигиене. Коля вынул затычку, и с наслаждением встал под струи воды, смывавшие с его тела весь пот и грязь. Вода была чуть прохладной. Если проводить аналогии, то в дачном душе с железным баком на крыше, даже в средней полосе, она нагревалась сильнее. Но вполне терпимо. А главное, очень приятно! Мыло было самым обычным, что-то типа нашего хозяйственного. И вскоре, обновлённый Коля, вышел на улицу, где уже никого не было, кроме заскучавших ребят на крыльце.

– Дуйте мыться, свиньи. – Бросил им Коля, сам присаживаясь на крыльцо. – Там хорошо.

Вскоре, вся компания, освежившаяся и вымытая, вернулась к крыльцу, где их уже поджидала девчонка, которой они подарили ножик. Тоже явно вымытая, с тщательно расчёсанными волосами, благоухавшими чем-то ароматным, и в чистенькой рубашке, расшитой синими и зелёными узорами. Жестами она попросила их следовать за собой, и, заведя за летнюю кухню, усадила за очень длинный стол, где собралось, пожалуй, всё население усадьбы, вместе с хозяином.

Это был крепкий мужчина лет сорока пяти, с широкой подстриженной рыжей бородой, и тёмно-русыми волосами, чуть короче, чем у остальных. То есть не достигавшими плеч. Из-под густых бровей смотрели внимательные и умные серые глаза. Рядом с ним, с левой стороны, имелись свободные места, на которые он и указал рукой. По другую сторону сидела женщина, про возраст которой тоже было трудно сказать что-то определённое, но явно немолодая. Возможно, его жена. А дальше, уселась та самая девчонка. Детей за столом вообще было много, больше, чем взрослых. А всего здесь собралось человек сорок. Потом все встали, и мужчина во главе стола начал что-то произносить, очень похожее на молитву. При этом все повернулись в сторону заходящего солнца. Руки они держали на груди, крест на крест. В конце все хором произнесли завершающую фразу, и сели. Ребята, из вежливости тоже стояли, не сразу, но всё же сообразив повернуться в ту же сторону. Потом особых церемоний не разводили, каждый накладывал себе сам в глиняные миски, сначала какой-то суп. Заметив нерешительность друзей, хозяин рукой указал на глиняный горшок, стоявший в их части стола, с торчавшим из него деревянным черпаком. Суп оказался с курицей, какими-то травками, ещё свеклой с морковкой, и увесистыми проваренными кусками теста, по аналогии чем-то напоминавшими украинские галушки. По вкусу и сытности выше всяких похвал. Ещё на столе стояли тарелки с сыром, всё теми же лепёшками, редиской и чесноком, который местные потребляли в немереных количествах. Больше никаких разносолов не было. Как, впрочем, и алкоголя. Потом пожилые женщины с кухни принесли кувшины с молоком и горшочки с мёдом. Молоко пили из деревянных кружек, а куски лепёшек окунали в общие горшочки и ели. Ребята заметили, что еды было хоть и в достатке, но не избыточно. Готовившие всё это женщины явно умели рассчитывать её объём на количество человек. И хотя всем хватило на увесистую порцию, на столе ничего не осталось. А те крохи, что всё же остались, были быстро подчищены детьми. Ели молча, поскольку все явно были голодны. А может, такова была традиция. И только когда пили молоко, начались какие-то разговоры, впрочем, быстро закончившиеся, как и еда.