Станислав Росовецкий - Элитный отряд князя Изяслава

– Я знаю, как запутать наши следы, – заявил Радко. – Мы ведь на распутье. Прогоним телеги взад-вперед по всем трем дорогам, потом оставим их на той, которой поедем, а по всем трем от раздорожья погоняем своих коней, затаптывая колею. А потом поедем с телегами напереди, чтобы и в пути колею затаптывать.

– Хороший следопыт все едино определит, куда мы поехали, – усомнился Хотен. – Затаптывай не затаптывай…

Радко ухмыльнулся.

– Умник-то ты умник, а не догадался… Через час стемнеет уже. А в темноте и следопыт запутается. Мы же поедем через ночь – и к утру уж точно оторвемся. А сейчас станем пока табором, сварим кашу, да и Иванка похороним. Могилу выроем, вытешем крест.

Замялся Хотен, хотел было шапку на лоб сдвинуть и в голове почесать, да наткнулся на гладкое холодное железо. Проговорил, запинаясь:

– Ты все здорово, замечательно придумал, так и сделай. Распорядись прямо сейчас. Когда будем уверены, что оторвались, устроим дневку и отоспимся. Только вот тело Иванка мы возьмем с собою. Повезем на телеге Хмыря. Оно нам еще может пригодиться.

– И для чего же это нам пригодится труп? – горестно изумился Радко.

Тут вздохнул Хотен и снова склонился к волосатому уху приятеля.

– Клад-то заговоренный, – прошептал. – Не хотелось мне пугать тебя раньше времени, но его охраняют мертвецы. Четверо половцев с копьями, по одному с каждой стороны света. Скелеты, наверное, ибо немного на них за четверть-то века осталось мяса. Боюсь, головой твоего дружинника придется от сих сторожей откупаться.

Радко затейливо выматерился и дрожащей рукой перекрестился.

– Говорил ли я тебе, Хотен, что ты, по моему разумению, чересчур затейливо мыслишь? Давай, исхитряйся в волшебстве, но только не за счет бойцов моего десятка. Сначала мы похороним Иванка по-человечески, а потом уж продолжим путь.

И Хотену ничего не оставалось, как согласиться.

Пока пробирались они по бездорожью к заветной поляне в междуречье Трубежа и Надры, пока буквально на руках протаскивали телеги через мелколесье водоразделов, всякие ужасы представлялись ставшему вдруг неимоверно мнительным Хотену: и одна из речек изменила русло, и поляна заболотилась, и клад уже выкопан, а и не выкопан еще, так в руки на дастся, в землю уйдет, да еще и разум у всей дружины отнимет… Однако к тому, что действительно их ожидало, и он оказался не готов.

Вот уже и от неумолимо сужающегося зеленого клина между речками Трубежом справа и Надрой слева осталось совсем ничего, а вот уже видно, и где речки сливаются. Не видно только ни леса, ни поляны на нем, и никакой двойной березы в прилегающем пространстве вовсе не наблюдается.

Присвистнул Хотен и натянул поводья. Радко тотчас же, ломая кусты ежевики, выехал голова в голову с ним.

– Нешто уже приехали? – громовым шепотом вопросил децкий. И завопил, подняв десницу. – Стой, ядрена вошь!

– Даже не знаю, чего тебе ответить, даже не знаю… – пробормотал Хотен, кусая губы. – Слушай, ты ведь, ежели вдаль, лучше меня видишь… Что это там на хрен за черные пятна? На поляне и вокруг нее?

– Горело там, а слева из-за бугра и дымок тянется…

Теперь Хотен и сам увидел дымок, и что поднимается он над холмом, на том берегу Надры который. Только этого не хватало!

– Послушай, Хотен, мы с тобою люди городские… Давай кликнем, кто из дружины раньше пашенный был, и пусть пояснит.

– Так он тебе и признается, что от сохи… Я уж и сам понял, чего тут делалось. Крестьяне выжгли мелколесье на клину, посеяли и собрали рожь или иное зерно. А сколько раз уже посеяли, не важно для нас, а важно, что сохою землю не драли – сие и отсюда видно. Дымок же в сие время года может означать только одно: там деревенька тех мужиков, что здесь лес выпаливали.

– Не повезло… – и Радко понизил голос. – Ведь здесь?

– По записи, здесь, – кивнул Хотен. – Мы вот что сделаем. Ты сейчас же пошли дозорного на тот холм, за коим дымок. Мужики с поля и на поле ездили, пусть поищет проселок, а он выведет к броду через Надру. И пусть на холм конем не выезжает…

– Не учи ученого! – блеснул зубами Радко. – Скажи лучше, где клад?

– Я сам поищу сперва. А ты не пускай никого на поле, и сам не езди, пока не позову. И без обид.

Коленями легонько подав Рыжка вперед, выехал Хотен на поле. Почти сразу же с облегчением установил, что пней селяне не выкорчевывали. Слава богу! Ясно, что старую березу с двумя стволами найти легче, чем пни, от нее оставшиеся, однако ведь и пни такие – это тебе далеко не иголка в стогу сена. Двойная береза же явно росла особняком, и уже через полчаса Хотен обнаружил место, где она стояла. Во всяком случае, показалось ему, что нашел.

Спешившись, воткнул он в старый пень стоймя сулицу и помахал шлемом Радко, чтобы подъезжал.

– Вернулся разведчик?

– Да. Там деревенька в шесть дворов. А ты нашел ли, чего искал?

– Вроде. Надо проверить, а попросить некого, кроме тебя. Будь другом, прокатайся по полю туда-сюда, поищи пни от большой двойной березы.

– Думаешь, я отличу по пням, где была береза, а где дуб? – усмехнулся Радко. – Да ладно уж, поищу…

Пока Радко рыскал по полю, невольно напоминая Хотену мышкующего волка, сам емец тупо отдыхал, поглядывая иногда на то место, где, по его прикидке, должен был лежать клад. Сам удивлялся тогда своему безразличию Хотен, и пришел к выводу, что слишком устал от бесконечных метаний по зимним и весенним лесным дорогам. Да и клад был чужой, и все еще саднило на сердце, когда вспоминался Баженко, как сосал малец свой кулачок, с каким мудрым, как у древнего старца, выражением…

Подъезжает Радко, на ходу разводит руками. Не нашел, значит, пней от второй двойной березы. Тем лучше. Теперь определить, где полудень, и достать из Прилепиной телеги добрую киевскую сажень, сделанную Хотеном по княжеской образцовой, хранящейся в Киевской Софии: были все основания надеяться, что именно такой пользовался и Владимир Мономах четверть века тому назад.

Прилепа, высунув от усердия язык, стоит уже у пней с саженью. Хотен отодвигает ее в сторону и зовет к себе Радко.

– Слушай, друг, как бы нам определить направление точно на полудень?

После тяжкого размышления Радко машет рукой в ту сторону, где сливаются Трубеж и Надра:

– Туда на полудень.

Хотена такая приблизительность не устраивает: он уже прикинул, что даже небольшая ошибка в направлении уведет от клада на сотню вершков.

– А если точнее?

– Можно и точнее: день ведь солнечный! – затараторила Прилепа. – Подождать, пока солнышко выше всего поднимется – в той стороне и полудень.

– Ты придумала, ты и делай, – усмехнулся Хотен. – Да только не так. Расчисти здесь вот землю и давай отмечай, где кончается тень от сулицы. Там, где тень будет самой короткой, забей колышек. А дальше уже не твоя печаль.