Станислав Росовецкий - Элитный отряд князя Изяслава

Радко отправил дозорного (им оказался Гнус) вперед, приказал отряду продолжить движение, и они вместе с Хотеном подняли раненого с земли и положили на телегу Прилепы.

Через полчаса Прилепа прокричала, что найденный мужик очнулся и зовет боярина. Радко и Хотен, сопровождающие вдвоем, как и договаривались, телегу с золотом, переглянулись, и Радко дернул бородой назад: езжай, мол, ты.

– Мы так не договаривались, Хотенко! Такого уговору не было, чтобы мне разбойников возить! – встретила его Прилепа.

Раненый лежал на спине, открыв глаза. Лицо его стало иссиня-бледным, губы почернели, говорил он, хрипя и отдыхая после каждого почти слова.

– Ты не признал меня, Хотен… А ведь я Терпила, тот разбойник, коего ты отпустил в Чертовом лесу… Я еще спрашивал, за кого мне Бога молить… Как вы подъехали, я притворился, что… Да вот на телеге растрясло… Помру, видать, скоро…

– А разве лучше было тебе валяться на обочине? Мы отвезем тебя в Киев, авось волхв тебя и вылечит…

– Чтобы ты меня… потом… здорового повесил?

– Скажи лучше, Терпила, где раны заработал? Знаешь ли, где князь Юрий и его дикие половцы?

– Да от диких половцев же шла подмога Юрию… Вели орду князь ее Севенч Бонякович… да боярин Юриев, имя не расслышал… половец, верно, его перевирал… Карп Сустугович на тебя устроил засаду… на Залозном шляху… мол, ты не пойдешь, добывши клад, назад по той же дороге… А нарвались на орду Севенча… Всех наших взяли… повезли к Юрию судить… я прикинулся мертвым…

– Да как ты к Карпу-то попал?

– А ведь шайку нашу, ту… что в Чертовом лесу погибла… Карп Сустугович на большую дорогу послал…

Хотен подбоченился и присвистнул. Прилепа прозвенела:

– Ужасть как любопытно! А был ведь нам такой во Владимире помощник.

– Помолчи, Прилеп! Не твоего ума дело.

– Карп Сустугович на тебя дюже гневался… и на старого децкого твоего… Я, говорил, и клад у них заберу… озолотимся все… И насмешку над ними отсмею… Не обрадуются, говорил… Вот, облегчил душу…

– Где сам князь Юрий? У вас не было вестей?

– Купцы проезжали… Юрий с войском не смог переправиться у Киева… Изяслав, хитрец, не позволял… Они пошли на Витичев брод… Дружины Днепром, а половцы лугом… Да и Севенчу Буняковичу князь Юрий… назначил встречу у Витичева…

– Ладно, отдохни пока… Прилеп, дай Терпиле попить.

Догнал децкого Хотен, пересказал ведомости. Радко насупился:

– К полудню выехали бы мы к дороге на Витичев, повернули бы влево и попались бы половцам, как кур в ощип. Лихо! Теперь только прямо Залозным, и до самой переправы у Киева. Согласен, боярин?

– А что тут поделаешь? Надеюсь, князь Юрий не оставил заставу у той переправы.

– Ежели и оставил, киевляне ее в ту же ночь вырезали.

Потом, коротая пустое дорожное время, обсудили они коварство гостя Карпа и редкую живучесть разбойника Терпилы. О Карпе Радко говорить не захотел, сказал только, что, прожив долгую жизнь, ничему в человеческой природе уже не удивляется. Хотен предложил помянуть хитроумного Карпа Сустуговича на первом же привале, ибо нет сомнения, что уже висит он на дубе и вороны выклевывают у него глаза. Радко перекрестился и заявил, что с охотою повесил бы и живучего Терпилу, дабы посмотреть, выживет ли тот и в петле. На это Хотен ответил, что у него относительно Терпилы свои соображения.

Они не сделали больше ни одного привала, ехали всю ночь и на рассвете погожего апрельского дня оказались-таки на месте переправы напротив Красного двора. Прибрежный песок был изрыт тысячами копыт, на переправе не нашлось ни перевозчика, ни хоть бы пустой лодки, ни даже малого челнока. Пришлось развести костер, чтобы к полудню от противоположного берега, из-под горы, за которой уже высился златоглавый Киев, отчалил насад.

– Никогда не видел ничего подобного! – ахнул Радко, когда судно под Изяславовым стягом подплыло поближе.

Хотен стряхнул сон (он засыпал уже прямо на коне), прогнал видение оголенной до пояса и во сне ослепительно прекрасной Несмеяны и, что было сил, вытаращился на насад. И в самом деле, выглядел он необычно: гребцы и стрелки были скрыты за высокими бортами из толстых досок, а на носу имелось рулевое весло.

Начальник стрелков сразу узнал Радко, однако заявил, что не сможет принять на судно всех.

– Зачем же ты, Пирог, стрелков столько насажал? – загремел Радко.

– Да бес ли вас знал, кто такие, без стяга ездите, – защищался начальник. – Ладно, я челнок отправлю за большой посудиной, заберет вас и с телегами, и с лошадьми.

– Как же иначе? – рассердился децкий. – Стал бы я загонять коней в такую холодную воду! А что сие за новости у вас?

– Да князь Изяслав придумал. Два десятка насадов велел переделать, мы ими тут славно побили суздальцев на Днепре, а теперь почти все насады спустились к Витячеву.

– А великий князь где?

– Да в Витичеве же, с войском! Не дает переправляться…

Не дослушав, Хотен спешился, приковылял, разминая ноги, к телеге с сундуком. Согнал с телеги зевающего Хмыря и улегся на угретое им твердое дно, спиной привалившись к сундуку. Сразу же, мгновенно, заснул, надеясь опять увидеть соблазнительную Несмеяну и зная, что такого не бывает по заказу.

Разбудил его резко усилившийся речной запах. Хотен поднял голову: телега стояла на большом плоту, а его усердно тянул на канате через широкий Днепр давешний насад. Лошади сгрудились в кучу и фыркали. Речная волна порой плескалась под колесами телег. Бросилась в глаза нелепо-счастливая рожа Хмыря. Тот подмигнул:

– Вот мы и дома, боярин!

Закатил Хотен глаза к небу и снова их закрыл. Если и дома они, то надолго ли? Выпариться в бане да надеть чистое под опостылевший доспех – вот и все, что можно дома себе позволить. В Русской земле большая война.

Великий князь Изяслав, нарядный и возбужденный, крепко обнял Хотена:

– Рад я уже и тому, что ты живой вернулся, мечник! А как там с нашим делом?

– Живи вечно, великий княже! – воскликнул Хотен и понизил голос: – А о деле… Лучше бы нам в сторонку отъехать.

И они, конь о конь, выехали из сверкающей золотом и серебром доспехов пестрой толпы князей и бояр, собравшейся на высоком берегу Днепра у Иван-города.

– Великий княже, сундук твоего деда выкопан и стоит теперь в казне твоей, в подвале известного тебе терема. Сундук я без тебя не открывал и никому не позволял. На охране у него оставил Чванца и Кузю, чтобы спали по очереди, а глаз с сундука не спускали… А Радко за ними обоими присматривает.

– Не доверяешь, стало быть, моему ключнику? – показал свои белые не по летам зубы князь Изяслав.

– Я хочу передать тебе сокровище из рук в руки, и чтобы у тебя и мысли не возникло, что мы с Радко из него поживились. А лишняя охрана, пока ты еще клад не увидел, по моему разумению, не помешает.