Александр Михайловский - Смоленский нокдаун

Но при любом раскладе после этого неизбежного поражения его, Федора фон Бока, песня будет спета. Как бы оно ни повернулось, фюрер и окружающая его камарилья не простят ему этого поражения, и если вспомнить, что случилось со многими неугодными Гитлеру людьми, отставка с мундиром и пенсией и дальнейшая жизнь в родовом имении может оказаться одним из самых благоприятных исходов его карьеры. В конце концов, ведь его могут просто расстрелять, обвинив в сговоре с «марсианами» или даже со Сталиным. Когда армия терпит поражение, то это проще всего объяснить изменой командного состава и труднее всего признать, что к ТАКОЙ войне вермахт был просто не готов. Но как бы то ни было, через несколько часов в этом лесу восточнее Могилева окажутся вражеские передовые части, и штабу группы армий пора объявить эвакуацию, дабы избежать позорной для командующего сдачи в плен.

Тогда же и примерно там же, вертолет Ми-8, 500 метров над землей Командир батальона специального назначения гвардии майор Алексей Пшеничный

Мерно воют турбины транспортных вертушек, на которые погружен наш батальон, и ударных «Аллигаторов» сопровождения, что будут нас поддерживать и прикрывать в этой операции. Шум в ушах стоит такой, что разговаривать просто невозможно, но нам сейчас и не надо. Все давно сказано, пересказано и выучено наизусть, и каждый знает, что он должен делать, хотя сначала, признаюсь, некоторое обалдение перед масштабом задачи имелось. Ведь для нас, спецназовцев, задача по разгрому штаба группы армий «Центр» и захвату его командующего генерала-фельдмаршала Федора фон Бока — это все равно, что для актера-любителя взяться за «Вильяма нашего Шекспира».

И вообще, на этой войне мы как в храме — кругом одни святые для нас люди. Вот тут Жуков, тут Василевский, тут Черняховский, и совсем рядом живой Рокоссовский; а так, может, еще доведется увидеться и с товарищем Сталиным… Но если брать по большому счету, то тут свят каждый сражающийся советский солдат и офицер, то есть пока боец и командир. Наша задача помочь им обрести себя, сбросить ужас и оцепенение перед мощью врага и показать, что русский человек способен нагнуть даже ужасного германского дракона-юберменша с белокурой челкой. Пусть это он нас боится, паскуда, а не мы его.

Вертушки закладывают вираж — и вот в иллюминаторе снизу видна аккуратненькая деревня, из которой выселили, а может, и просто расстреляли местных жителей. Посреди деревни — здание школы, в которой, собственно, и располагается штаб группы армий «Центр», а вокруг него грузовые и легковые машины и автобусы, и вокруг них серыми мурашами суетится германская солдатня. Ну тут, как говорил один известный персонаж (по другому, впрочем, поводу): «Ага, не ждали». «Алигаторы» почти сходу начали прицельно пускать в эту суету ПТУРы и пачки НАРов. Полыхнули первые взрывы — и во все стороны полетели обломки. Потом еще и еще.

С одной стороны, от такой активности хочется материться, ведь они ненароком могут прибить нам какую-нибудь очень важную персону, а с другой стороны, их задача — пока не поздно, подавить противовоздушные и противодесантные возможности объекта, чтобы мы спокойно могли выполнять свою задачу. А то упустят «аллигаторы» из виду пару «фирлингов» — и будет нам «счастье при высадке». Покрошат к бениной маме в капусту и фамилии не спросят. Но нет, парни на ударных вертушках работают тщательно, можно сказать, с огоньком, и если уже они застали немецких зенитчиков со спущенными штанами, то воспользуются этим обстоятельством по полной программе, до победного конца.

Мураши, по мере нашего приближения стремительно превращающиеся в человеческие фигурки, засуетились быстрее, некоторые из них схватились за оружие; но это уже бессмысленное сопротивление, потому что мы на своих «мишках» падаем прямо им на головы. Рев и свист турбин, настоящий ураган, вырывающийся из-под винтов десятков вертушек, одновременно высаживающих десант в десяти разных точках территории деревни, в том числе на тросах в окна той самой школы, внутри которой с наибольшей вероятностью и должен находиться херр генерал-фельдмаршал фон Бок собственной персоной.

Он там как раз и находился. Представляю себе удивление этого почтенного старца германской военщины, когда прямо в окно его кабинета, как акробат под куполом цирка, выбив окно вместе с рамой, ногами вперед влетел здоровенный парняга в полном обвесе и с устрашающим гримом на лице. К несчастью, на пути бойца оказался полированный письменный стол, но тот, проехавшись по нему задницей, как мальчишка по перилам, с криком «Хенде хох!» ловко соскочил на ноги, направив на генерала-фельдмаршала ствол своего автомата. И тут же из соседнего окна появляется второй из ларца, одинаковый с лица, только уже без приключения со столом. От такого «здрасьте» на всю оставшуюся жизнь можно остаться заикой. Сунул голову в дверь адъютант — посмотреть, что тут происходит у начальства и отчего такой грохот (а у генералов-фельдмаршалов адъютантами работают как минимум полковники-подполковники) — хлоп, и одним адъютантом, проявившим ненужное любопытство, на белом свете стало меньше. Ребята чуть перестарались.

Остальным, кстати, в этот момент, было уже не до генеральского кабинета, так как раз в это время мои бойцы со всех сторон врывались в помещение штаба и без особой грубости ставили местных штабных в позу «зю». Адъютант стал единственной жертвой внутри здания штаба, оказавшейся в неправильном месте в неправильное время, остальные отделались или легким испугом, или таким же легким мануальным внушением. Снаружи, на территории, жертв оказалось несколько больше — примерно каждый второй; но это не имело никакого значения, потому что самых жирных штабных крысок нам удалось взять живьем. А до подхода передовых частей Кантемировской дивизии оставалось чуть более трех с половиной часов.

5 сентября 1941 года. 18:45. Брянская область, райцентр Сураж.

Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова, внештатный корреспондент «Красной Звезды».

Да уж, с какими только личностями не сводит меня судьба и моя профессия… И мне это нравится. Никогда не понимала инертных людей, с равнодушием взирающих на чудеса мироздания. Эти унылые субъекты с поджатыми губами и тусклым взглядом даже не подозревают, насколько они несчастны. И в своем ленивом невежестве они похожи на бессмысленно копошащихся личинок известных всем насекомых, для которых квинтэссенцией благополучия является навозная куча.

Впрочем, это лишь отвлеченные размышления, не относящиеся ни к кому конкретному; к счастью, в моем окружении (тем более нынешнем) сложно отыскать скучную и бесцветную личность. Вот взять даже эту Паулину Липсиус. Какой яркой индивидуальностью, страстностью натуры и умом наделила ее природа… и сколько при этом хлама в ее прелестной головке! Надо бы пообщаться с ней еще раз. Вообще неплохо бы взять над ней шефство. Ну вот нравится мне наставлять несчастных, направлять заблудшие души на путь истинный! Иногда у меня это даже получается. Вот Коляша — смотрит мне в рот и слушается во всем! Даже как-то иногда скучновато становится — никакой борьбы, никакого сопротивления. Но в то же время приятно ощущать себя чем-то вроде идола и идейного вождя в одной экономичной упаковке. Да и, собственно, все это неважно — просто я, кажется, влюбилась в этого человека из прошлого, почти что неандертальца, и сама не заметила, как это произошло…