Андрей Сиваков - Взвейтесь соколы орлами!

Уже у себя в комнатах я озадачил наших девушек:

– Берите-ка иголки и нитки, да пришивайте нам с Комрадом новые эполеты!

– Вот ещё! Не графское это дело с иголками ковыряться. Вдруг ещё пальчик уколю! – фыркнула Зина. В гостиной нависла напряжённая тишина. Зина же её первой и нарушила:

– А вы, дураки, и поверили! Да я всё та же Зинуля-хохотуля! И мне в радость обиходить любимого мужчину! А ну, скидывай свой мундир!

У меня отлегло от сердца – Зинуля не зазвездилась.

Вечером в «Астории» нас ожидала приятная встреча. Ужинать отправились впятером – мы и Плаксин. День был будничным и, конечно же, мы там застали барона Фон Ядушливого с сестрицею. При встрече расцеловались, как старые, добрые друзья. Представили им есаула Валерия Сергеевича. Уже через несколько минут стол ломился от закусок и бутылок. Я шепнул халдею: – Забери у барона рюмку. Зачем стол загромождать, когда фужеры есть!

Пили за всё подряд. И за новые чины, и за новые не виданные доселе награды. Все надели золотые звёзды героев. Зина была в темном облегающем платье с открытыми плечами и одной лишь бретелью через левое плечо. Вот к этой бретели и бала прикручена золотая звезда героя.

А на правой груди висел, нет, даже не висел, а почти лежал нагрудный знак – ПОКОРИТЕЛЬ НЕБА. А над ним широко раскинул крылья наш двуглавый орёл. Во всём этом великолепии Зинуля смотрелась очень эффектно. Выпили, конечно, и за новоиспечённую графиню Теплякову. И за всем этим никто не обратил внимания, что только двое не принимали участия в этой пирушке. Баронесса Жанна Николаевна и есаул Плаксин, сидя напротив, смотрели друг на друга влюблёнными глазами. Когда кто-то произнёс очередной тост, то баронесса не отрывая взор от Валеры, случайно взяла не свой фужер с шампанским, а фужер барона, полный коньяка. Медленно выпила его весь, до донышка и даже не поморщилась. Сразу видно – наш человек. Окажись тут рядом какой-нибудь поэт-лирик, он бы сказал:

– Если это не любовь с первого взгляда, то что же это?

Их взаимный интерес не ускользнул и от барона Марка Николаевича и при случае он спросил у меня:

– Что за личность этот есаул?

– Как офицер – храбрости необычайной! Как человек – чистое золото! – охарактеризовал я друга.

А застолье продолжалось. Барона естественно интересовал наш стремительный взлёт по карьерной лестнице. Рассказывать об этом было бы утомительно и я пригласил его с сестрою к нам в Гамаюн. Лето ведь уже кончалось. Они обещали обязательно приехать.

На следующий день после обеда мы вернулись в Гатчину. Проезжая мимо лагеря казаков, увидели что на колья разобрали весь плетень, то казачки гульванят третий день. Такая доля, наливать и выпивать, а есаула с чином поздравлять. И хотя самого виновника торжества с ними не было, это ничуть не помешало лихому хорунжему Юрке Коновалову обмывать и свои золотые эполеты и его. Валерий на ходу выпрыгнул из коляски и пошел утихомиривать казаков, как бы беды не вышло. Ведь в его полусотне были самые отъявленные дебоширы и бузотёры. Полковник Галкин знал от кого избавляться.

В терем вернулись, как в дом родной. Да по сути так оно и было. Ведь дворец нашего папеньки был его дворцом. А терем был нашим. От эскизов и первого колышка, до колдуна на крыше. Наступил приятный период ничегонеделания. Летать решили два дня в неделю. Во вторник и в четверг. Совершать по паре полётов в день, что бы не разучиться. Днём же мы с братом вставали за кульманы, но не чертили, а рисовали по памяти. Я – Волгу, а он – Чайку. По утрам я вместо гимнастики совершал конные прогулки на Сэре Бэрриморе в сопровождении четырёх казаков на белых кобылках. Кобылки старались забежать чуть вперёд и кокетливо задирали хвосты, демонстрируя Беломору свои лошадиные прелести.

Но вот однажды, во время такой прогулки, хорунжий Коновалов привстал в стременах, всмотрелся вдаль в сторону озера, и вдруг с места в карьер пустился вскачь. Я тоже привстал над седлом и увидел, что Коновалов понёсся туда, где в озере купались голыми деревенские девки. Такое поведение Юрца было вполне нормальным. Но вот мой Бэрримор, когда увидел, что одна из его жён покинула гарем и помчалась невесть куда, не сдержался и тоже пустился в галоп. Я ещё никогда в жизни, ни в той, ни в этой не скакал так быстро. Вернее в прошлой жизни я вообще ни разу никак не скакал. Я обхватил его за шею и каждый раз ударялся всем тем, чем можно было соприкоснуться с седлом. Но перед собой я видел аттракцион, достойный книги Гиннеса. Я думаю, что ни один наездник в мире не сумел бы на полном скаку за пару минут раздеться догола. Это было под силу, лишь Юре Коновалову, когда он видел перед собой конечную цель. Его кобылка с разбегу заскочила в воду, Юрка нырнул прямо из седла и уже бултыхался с девками, которые выше колен в воду не заходили, но и из воды не выбегали, а только визжали и брызгались. Всё же наши прабабки не дурнее нас были. Они не пользовались мужскими бритвенными принадлежностями и не ведали, что такое интимная стрижка. Однако были прекрасны в своей первозданной наготе. Всё это я успел оценить за пару секунд, так как мой жеребчик благородно осадил у самой кромки воды, и стал ревностно осматривать свою беглянку. Прямо Султан Сулейман какой-то. А я, повинуясь законам инерции, перелетел через его голову и благополучно плюхнулся в «колдовское озеро, так к себе манит, голубой магнит». Вытащили меня подоспевшие казаки. И вот я, широко расставляя ноги подошел к своему Росинанту:

– Слушай, ты, Беломор! А хотишь, я из тебя Дуремара сделаю! Загоню в воду по само брюхо и будешь своими Фаберже пиявочек подкармливать. После этого ни на одну кобылку даже взглянуть не захочешь!

Бэрримор испуганно замотал башкой и даже опустился на одно колено, помогая мне снова сесть в седло. Когда я умостился на него, то состояние было такое, будто я принял слабительное и виагру одновременно. А из камышей уже доносилось прерывистое хриплое дыхание Юрца и девичьи ахи и охи.

В тереме сразу началась суматоха. Меня уложили в постель, дали сразу три лафитника анестезии Смирнова. А Зинуля даже предложила сделать ласковый массаж ушибленных мест. Но я прикинул, чем такой массаж может завершиться и не стал рисковать. И меня оставили одного отлёживаться в спокойной обстановке. А подумать было о чем. Самый первый шажок мы уже сделали – подняли Орлёнка в небо и поставили на крыло. А что дальше? Самым разумным было бы воссоздать Поликарповский У-2. Но его-то проектировало целое КБ короля истребителей шесть лет. А у нас нет ни КБ, ни шести лет, да и сами мы хоть и принцы крови, но в конструировании летательных аппаратов почти нули.

Я стал прокручивать в памяти фильмы о довоенной авиации. Конечно, самым ярким был Красный барон. Но он-то летал уже в Первую мировую. Ничего не шло на ум. Ведь Сикорский и Туполев ещё, наверно, под стол пешком ходят.