Андрей Сиваков - Взвейтесь соколы орлами!

– Ну в том, что у меня цветущий вид, есть и ваша заслуга – в этой жизни я не курю, хотя и выпиваю иногда лишку. И мне сейчас 20 лет. В сегодняшней России ещё нет закона о том, что детям до 21 года пить нельзя. А попали мы с братом в тела Великих князей Андрея и Кирилла Владимировичей, двоюродных братцев самого императора Николая Второго. И неплохо устроились. Пройдемте к чайному столу, что-то пить захотелось.

В начале аллеи нас поджидал слуга и доложил, что стол накрыт в беседке.

– Вот что, любезный! А тебя давно на конюшне не пороли?

– Как же можно-с? У нас и в помине такого не было. Даже при крепостном праве у Столыпиных никого не пороли-с.

– А зря. Надо бы было.

– Так за что же, барин?

– Тебе где было велено стол поставить?

– Вестимо – на лужайке. Но я подумал, а ну как дождь, и поставил в беседке.

– Так тебе что было велено – ставить или думать? Что бы сию минуту стол стоял посередь лужайки, а твоего духу и рядом не было. Время пошло!

– Строго Вы с ним, Андрей. Могли бы и в беседке чаю попить.

– Попить бы могли, а вот поговорить, это вряд ли. Подслушай кто наши разговоры, обоих бы упекли в Кащенко. И ладно бы ещё в одну палату, а то ведь в разные! – при этих словах я еле увернулся от щелчка веером по носу.

– И как мне теперь жить? – спросила доктор Надежда.

– Да просто жить. Вы ещё маленькая девочка, барышня и вам 14 лет. Вы – старшая дочь одного из самых богатых, влиятельных и просвещенных людей России. В недалёком будущем ваш папенька станет премьер-министром и министром внутренних дел Российской Империи. Про него я дважды кино смотрел и в Гугле читал. Про вас только мельком, что вы стали красавицей и что-то там про два месяца. Так что подрастайте, учитесь для виду. Думаю, что вас увлечет медицина. С вашим-то объёмом знаний и опытом все эти Мечниковы, Пироговы, Бурденки, Боткин, который желтуху изобрёл – все эти парни смогли бы стать неплохими студентами на вашей кафедре в медицинском универе. Но пока всех своих способностей не проявляйте. Для начала сделайте мазь Вишневского. Мне про неё тесть много рассказывал. Он в войну ранен был. А какая тогда была прифронтовая медицина? Если ранение в ногу или в руку, то осколок извлекали, зашивали и хирург обводил химическим карандашом по кромке покраснения. И давал больному три дня. Увеличится покраснение – ногу или руку оттяпают. Свежий чистый бинт накладывали только в первый раз, после операции. Дальше сам стирай бинты и перевязывайся. Американского то пенициллина не было. Его только генералам кололи от гонореи. А в дверях госпиталя стоял бочонок с мазью. А в нем палка с намотанной на конце тряпочкой. Тесть её квачеком называл. И вот этим квачеком каждый ходячий сам себе раны мазал. Имя Вишневского мало кто тогда знал, а называли раненые эту мазь Надежда. И поделом. Ибо только она вселяла надежду, что руки или ноги уцелеют. Я ещё потом на Гугле смотрел её состав. Так там был дёготь берёсты, касторка и какая-то химия. Название похоже то ли на ксерокс, то ли на хлороформ, не помню!

– Ксероформ! – уверенно сказала доктор Шагумова.

– Во! Точно! А Вы возьмите да и замените касторовое масло на облепиховое. Пользы-то побольше будет. И назовите мазь – Надежда – очень символично. А помните, по русскому радио всё как то рекламировали капли Авиценны? Хотя вы-то русское радио и не слушали, при вашей-то занятости. Так вот там чего только не намешали: и имбирь, и лимон, и боярышник, и валерьянку, хмель, мята, эвкалипт. Да я всего-то и не упомню. А вкупе получились сердечные капли. Вот вы их тоже изобретите. И назовите капли своим именем. И будет у нас и мазь Надежда и капли Надежда. И не ради денег. Денег у вас и так хватает. Но скольким людям вы этим жизнь продлите. Ну а главная сверхзадача – это, конечно, антибиотик. Всё, что я о нём знаю это то, что его выделили из хлебной плесени и называлась эта плесень – Пеницилла. Вот и откройте его лет на 20 раньше Флеминга. И будет вам счастье. Да и Нобелевка впридачу. Этим вы всё человечество осчастливите. А пока обживайтесь в новом теле. Воссоединение двух сознаний в одном организме занимает примерно неделю. По себе знаю.

– Ой, Андрей, Вы мне столько всего понаговорили, что трудно даже поверить. Я сначала к Вашим словам насторожённо отнеслась, пока Вы не произнесли слово «ГУГЛ». Только тогда я поверила, что это не бред психа.

– Так у Вас-то и выбора нет – живите и радуйтесь. Не захотите заняться медициной, так вас никто и не принуждает. Выйдите замуж за какого-нибудь помещика. Поселитесь в папенькином имении, нарожаете детишек и будете им лечить носики-поносики. Хотя для вашей-то натуры это скучновато. И давайте договоримся, Надежда Викторовна. Ведь для всех Вы Мария Петровна. Но если кто-то придёт к вам от меня или от брата и назовёт вас Надеждой, значит это наш человек и ему можно доверять.

– Мне надо всё хорошенько обдумать. А то такой шквал информации. У кого угодно крыша поедет.

– Давайте возвращаться в дом, а то дело-то к обеду. И постарайтесь быть веселы. Ваши названные папенька с маменькой очень за вас переживают. Пусть видят, что вы окончательно выздоровели. А то я как увидел заплаканные глаза Петра Аркадьевича, то своим не поверил. Он же кремень-мужчина, и вдруг слёзы. Сегодня мы расстанемся, но в Питере, в Смольном мы с братом будем вас часто навещать. Да там с вами будет вместе учиться и младшая сестра моей Зинули – графиня Оленька Теплякова. Думаю, вы подружитесь. Она хорошая девочка. А пока ваши сознания сливаются, вам лучше побольше находиться одной. Чтобы вопросами не донимали. Чуть свободное время – книжку в руки и в парк. А ежели няньки чего спросят, так можете и цикнуть на них, и ножкой топнуть. Вы же барыня, а они прислуга.

– А Зина-то Ваша откуда здесь взялась?

– Это не совсем та Зина, которую вы знали ещё в той жизни. Вернее та, но уже из этой. Весьма запутанная история. Я вам потом расскажу. Но сейчас она снова со мной и я счастлив.

За обедом царило общее оживление. Все были рады внезапному выздоровлению Марии Петровны. Ольга Борисовна уж и не знала чем меня и потчевать. А когда я сказал Петру Аркадьевичу, что цель моего приезда была закупка небольших колёс на резиновом ходу, то он пообещал, что колёса будут в любом количестве и наивысшего качества. А иначе он весь город Ковно поставит… в позу, в которой Глаша и Даша полы моют.

При расставании я отвёл Столыпиных в сторонку и попросил:

– Вы Марию Петровну никакими вопросами не донимайте. Она сейчас в таком состоянии, что может даже заговорить на латыни, которую никогда не учила, но при этом не помнить, где стоит ночная ваза. Уж простите меня, Ольга Борисовна за моветон!

А при расставании с доктором Надеждой Викторовной Шагумовой я шепнул: