Александр Бочков - Путь на восток

— Не интересует! С подобными предложениями — к совету Обороны.

— А что нужно вам? — подался ко мне иудей — вам лично? Даже так?

— Лично мне? — задумался не надолго… — Лично мне нужно эскадрилью Як-1 — 12 штук; эскадрилью бомбардировщиков Пе-2 — 12 штук; эскадрилью штурмовиков Ил-2 — 12 штук… И батальон танков Т-34… - 50 штук… Хотя: с батальоном танков я погорячился слегка — хватит и роты. Но и от батальона не откажусь. Дадут мне это влиятельные родственники тех, за кого вы просите? Если дадут, то учтите: утром деньги — в обед стулья! А наоборот нельзя!

Еврей растерялся: так с ним, да по его же правилам! Но быстро пришёл в себя, улыбнулся добро, понимающе:

— Они постараются дать вам то, что вы просите… Ого! Уже прошу!

— Вы видимо Ильфа и Петрова не читали… — пора закругляться: хватит время зря тратить — я же ясно сказал: сначала техника а потом сопровождение за линию фронта. Встал, давая понять — время:

— Мой ответ — нет! Вы не можете дать нам то, что нам нужно — мы не дадим вам то, что нужно вам. Ничего личного: интересы моих людей для меня превыше всего. Не надеюсь, что мы с вами ещё увидимся!

День прошёл в подготовительных хлопотах к последней, на время нашего нахождения на территории Минска, операции — захвату города Борисова по ветке Минск-Орша, расположенного в 86 километрах от Минска. Нужен был мне этот город в моих будущих планах…

Каждый батальон подразделялся на три роты: диверсионную; ударную-штурмовую; штурмовую. И готовились они, в главном, именно на эти задачи: первая рота — разведка и диверсии, незаметный захват позиций врага; вторая рота — атаки и захват переднего края противника; третья рота — зачистка… Но — не смотря на разделение функций в подготовке, все три роты умели делать всё! Но каждая в своем деле — чуть лучше… Во взводе и отделении — то же самое…И уже две ночи подряд первые роты восьми батальонов уходили в ночь в леса, вокруг Минска с весьма простой задачей: передвигаться в ночном лесу, хотя бы не как днём, но быстро и без травм… Это было нужно для захвата Борисова и для дальнейшего продвижения наших колонн по нашей земле, занятой немцами и выхода к нашим передовым частям. А уж там — будем себя преподносить так, чтобы от нас шарахались, как от чумных: связываться с такими себе дороже! а как это делать — я, думаю, знаю! Потому то и в каждый утренний сбор командиров батальонов для постановки задач проводил с ними пропагандистскую накачку, применяя и методы внушения. А как иначе — они моя опора в отражении атак особистов, комиссаров и штабистов разных уровней и мастей. Я доводил до них: единственный ваш командир — я! И товарищ Сталин! Остальных, не взирая на чины и звания — посылайте… ко мне! А нет меня на территории части — пусть ждут! То же доводил и до командиров рот, взводов, отделений. И до бойцов, беседуя с ним на полит занятиях: проводились они у нас после ужина… И условие было: на тот вопрос, на который не сможет ответить командир — отвечу я. Вот и приходил на политзанятия в взвода: беседовать с отделением не продуктивно; и отвечал на вопросы… Основной темой было поведение после перехода линии фронта. Объяснял: бойцов и командиров на передовой катастрофически не хватает, а тут выходит целые две дивизии подготовленных бойцов! Если уступим нажиму, сломаемся — отберут технику, продовольствие; раздергают и бросят исправлять их ошибки: затыкать дыры в обороне… Бойцы и командиры смурнели лицом; хмурились, кривились непроизвольно: все прошли плен и на своей шкуре испытали что такое — затыкать дыры! Тем более — формально повод у них есть: мы не регулярная часть, а сборная из бывших пленных — значит подлежим проверке! А сколько будут проверять две дивизии? Так что посылать всех и воевать с немцами так, как умеем, а я — как командир, добьюсь признания нас, как регулярной части… Иначе — расформирование! Вот перед такими посиделками мне и сообщили с проходной — ко мне рвётся майор НКВД Судоплатов. И я даже знаю — зачем!

Провели ко мне майора; тот поздоровался за руку и сразу же взял «быка за рога» — без всяких там разных подходов. Несерьёзно это…

— Товарищ майор! Мною получена радиограмма из Ставки. Вам. За подписью САМОГО! — произнёс он с почтением в голосе. Посмотрим…

— Что там за радиограмма, да ещё и мне? — бросил неприязненно — пришёл, понимаешь, от дел оторвал… Читай уж, раз пришёл… Судоплатов ошарашенно уставился на меня — такое непочтение к радиограмме. Из Ставки. За подписью Самого. Но — справился с растерянностью; достал из папки лист бумаги и с напором и какой то торжественностью и скрытым ехидством начал читать:

— Майору Марченко… Приложите все усилия для вывода на нашу территорию лиц, перечисленных майором Судоплатовым. Подпись — Иванов. Протянул мне лист. Я прочитал его, повертел по всякому…

— Это что товарищ майор? Спросил я у посланника Ставки, показав ему глазами на лист бумаги. Тот сначала не понял, а потом пояснил:

— Это лист с расшифрованным текстом радиограммы… Я вздохнул тяжело и поглядел на майора с сожалением — как на слабоумного:

— Это, Паша, филькина грамота! Возьми её… — сунул ему лист в руки — и не расстраивай меня своей тупостью, принимая меня за идиота. Хочешь — я тебе прямо здесь напишу несколько таких «радиограмм»? И даже зашифрую при тебе, а потом расшифрую?! Хочешь?

— Но это настоящая радиограмма из Ставки! — воскликнул ошарашенный моим спичем Судоплатов…

Я покачал головой:

— Не буду с тобой спорить… Может это и настоящая радиограмма, но мне то что? Я имею свою цель и задачу. Товарищу Сталину я только докладываю о результатах: связь у нас односторонняя! Поэтому я делаю только то, что считаю нужным. А Я НЕ СЧИТАЮ НУЖНЫМ выводить толпу гражданских, да ещё таких… за линию фронта! Это во первых. Во вторых. Ты мог договориться с ЭТИМИ… и подкинуть в Ставку мысль о необходимости выведения своих «друзей». Ведь они твои друзья — не так ли товарищ майор?!

— Я не понимаю о чём ты говоришь, но то, что ты говоришь — оскорбительно! Я доложу в Ставку о твоих разговорах и действиях! — возмутился Судоплатов. Я гнусно ухмыльнулся в ответ:

— Конечно, Паша — докладывай! Доказывай свою верность своим «друзьям» и покровителям! Ведь это они спасли тебя и твоего дружка Эйтингона: за бездарно проведённую ликвидацию Троцкого я бы вас — в лучшем случае — отправил в лагеря, а в худшем — расстрелял бы, предварительно хорошо допросив. А вам ордена дали. А ты — Паша, или искренне дружишь с ними, что не удивительно: жена у тебя еврейка, а ночная кукушка всегда дневную перекукует, или… направит в нужную сторону! То-то ты своего приятеля из лагеря выдернул, мотивируя тем, что он хороший специалист. Вот только я не помню за ним каких либо выдающихся действий… А помнишь, как ты спас своего приятеля, когда он соблазнил и обрюхатил свою сотрудницу, а когда узнал о её беременности — ты отправил его в длительную командировку, подальше из столицы. А сотрудница эта, чтобы избежать позора — застрелилась! Майор побледнел как снег: