Иван Оченков - Конец Смуты

– Ну, эскадрон-то теперь не твой, ты ведь сбежал из него, забыл? А мы здесь, потому что пан Остророг передал его своему новому зятю, а того назначили комендантом этой крепости.

– Новому зятю?

– Ну да, мужу пани Марыси, ты должен ее помнить.

– Так комендантом этой крепости стал мой старый добрый знакомый пан Одзиевский?

– Нет, пан Мариан помер еще прошлым летом в Смоленске. Я уж не знаю почему, но говорят, его старое сердце не выдержало преследовавших его неприятностей, и он скончался от удара. И пани Марыся, не будь дурой, тут же выскочила за молодого и красивого пана Храповицкого. А вот его и назначили здешним комендантом.

– Чудны дела твои, Господи! Он здесь с женой?

– Нет, пани Марыся сейчас в Смоленске.

– Послушай, Анхен, но если наш эскадрон здесь, то нет ли с вами…

– Старого Фрица?

– Боже правый, он с вами?

– Ну а где же ему быть. Когда вы с Мартином пропали, его нашли чуть живого в одной деревне. Командир приказал позаботиться о нем, и мы его выходили.

– Вы?

– Ну да, мы, маркитантки. Разве ты забыл, кто вас лечит, если случится такая беда?

– Анна, если то, что ты говоришь, правда, то я твой должник навеки. Чего ты хочешь за добрую весть?

– Ганс, я не знаю, кто ты теперь, но раз уж ты так говоришь, то у меня есть просьба. Мы женщины бывалые и знаем, что происходит, когда случаются такие дела, но у меня есть воспитанница. Ей всего четырнадцать лет и, если сможешь, спаси ее от своих солдат.

Сказав это, Анна вытолкнула из-за спины худенькую девочку в уродливом чепце, испуганно смотрящую на меня. В тонких руках она судорожно сжимала большую корзину с только что постиранным бельем, как будто от того, удержит ли она плетенку, зависела ее жизнь.

– Анна, даю тебе слово, что ни с тобой, ни с твоей воспитанницей, ни с прочими маркитантками ничего не случится. Если вы выходили старика Фридриха, то за одно это я прикажу защищать вас так, будто вы не полковые дамы, а воспитанницы пансиона для благородных девиц.

– Ну уж так-то стараться не надо, – вдруг вставила она из особенно потасканных «красавиц», – право, если в твоем полку, мальчик, все так же хороши, то защищать надо будет не нас…

Ее слова были встречены громким хохотом всех присутствующих, включая меня и подъехавшего фон Гершова.

– Мой кайзер, – сказал он, отсмеявшись, – на воротной башне выкинули белый флаг, вызывая на переговоры. У вас будут на этот счет какие-нибудь распоряжения?

– Только одно: если хотят переговоров – пусть приходят к нам. Это сразу поставит их в подчиненное положение. Пусть их коменданту так и передадут, а пока распорядись, чтобы мне приготовили шатер. Не принимать же парламентеров в чистом поле… И приставь к этим добрым женщинам охрану: может, они и не слишком добродетельны, но за ту услугу, что оказали мне, я у них в долгу.

Кароль кивнул и отправился выполнять распоряжения, а я обратил наконец внимание на продолжавших стоять рядом босых Федьку с Мишкой.

– Хвалю за службу, бойцы! Ступайте одеваться да потом вот этих двух женщин отведете к моему шатру, мне еще с ними потолковать надобно. И смотри, Миша, чтобы тебя Федька опять с пути истинного не сбил, я ведь только на тебя надеюсь!

– Все исполним, государь, – с поклоном ответили оба лоботряса и кинулись выполнять распоряжение.

– Ох, пусти козлов в огород… – покачал я головой.

– Добрый господин, простите, если я по незнанию говорила с вами неучтиво, – присела в книксене Анна, очевидно услышавшая, как ко мне обращался Лелик.

– Ну что ты, Анхен, мы ведь старые друзья, к тому же ведь ты догадывалась, кто я, не так ли?

– Ну, вы были не слишком похожи на прочих рейтар, господин…

– Я герцог Мекленбургский, а теперь еще и русский царь.

– Так, значит, Карл не ошибался на ваш счет?

– Нет, он не слишком сообразителен, но он не дурак и все правильно понял. Кстати, ты ведь подруга командира?

– Да, ваше величество, только командир у нас другой.

– Вот как?

– К несчастью, наш прежний командир погиб в одной из стычек.

– Жаль, а кто же заменил его в эскадроне и твоем сердце?

– Вы, верно, хотели сказать – в моем фургоне?

– Анхен, не говори так, я ведь ревную…

– Боже правый, есть люди, которые не меняются, надень на них хоть рейтарскую форму, хоть герцогскую корону. Боюсь, стань вы даже императором всего мира, язык у вас останется прежнего рейтара Ганса. Да, я, как и раньше, подруга командира эскадрона, только зовут его теперь Карл Гротте.

– Хм, неожиданно. Из сержантов – в капитаны?

– Так случилось: убили прапорщика – и он занял его место, погиб лейтенант – и освободилась еще одна вакансия, а потом несчастье случилось и с командиром. Вы же сами сказали, что он далеко не дурак.

– Верно, а скажи мне, прелесть моя: он верен пану Храповицкому?

– Странные вопросы вы задаете… Рейтары верны тем, кто им платит, а что пан Остророг, что пан Храповицкий платил до сего дня жалованье весьма исправно. Чего не скажешь о наемниках польского короля.

– Что тебе известно об этом?

– Да это совсем не секрет. Все знают, что шотландцы и ирландцы из здешнего гарнизона довольно давно не получали денег. Я даже слышала, как их полковник Дуглас ругался по этому поводу с паном Храповицким.

– Очень интересно; а у вас, значит, поводов для беспокойства нет?

– Нашим парням не на что жаловаться. К тому же, если помните, Карл сильно недолюбливал одного принца…

– Я понял тебя, Анна. Вон видишь, раскладывают мой шатер. Эти ребята отведут вас туда, и можешь всем говорить, что ты моя камеристка: помнишь, я обещал тебе это место?

– Вы очень добры, ваше величество, а ваши придворные и слуги не выгонят нас?

– Мои придворные большей частью остались в Москве, здесь только один из постельничих и несколько слуг. Я отдам необходимые распоряжения.

Не прошло и часа, как из осажденной Белой приехали парламентеры во главе с самим паном Храповицким. Мой старый знакомый пан Якуб и его свита были, как водится, разодеты в пух и прах и на прекрасных лошадях. По моему приказу подле шатра был устроен навес, стоял раскладной стол и несколько кресел. Я сидел на походном троне, делая вид, что занят чтением Тацита, а вокруг толпились мои приближенные. По бокам от кресла стояли, держа руки на эфесах сабель, Миша Романов и временно произведенный в рынды Федор Панин.

– Я приветствую ваше королевское высочество!.. – твердым и чистым голосом начал пан Якуб.

– Перед вами русский царь, – тут же прервал его Вельяминов.

– Есть только один законный московский царь – королевич Владислав, – с достоинством ответил ему поляк, – однако я с большим почтением приветствую столь знаменитого воителя, каким без сомнения является великий герцог Мекленбурга Иоганн Альбрехт Третий.