Андрей Дай - Поводырь: Поводырь. Орден для поводыря. Столица для поводыря. Без поводыря (сборник) [litres]

Но самым важным на тот момент было – как можно быстрее убрать из Томска Потанина с компанией. Особенно после этих шашковских лекций. Устроили мне тут, понимаешь, цирк с конями. Мой, сравнительно консервативный, город прямо-таки на уши встал. Я в казачьем полку и городовом батальоне казарменное положение ввел.

Кстати сказать, мое назначение командиром Одиннадцатого томского линейного батальона получило неожиданное продолжение. Восемнадцатого марта государь повелел это подразделение вывести из подчинения командующего Западносибирским военным округом, с переводом в Корпус внутренней стражи Министерства внутренних дел. И соответственно, официально подтвердил мое над ним командование, как старшего в краю чиновника МВД. Правда, и название пришлось изменить. Теперь мои пехотинцы стали называться 51-м томским губернским батальоном. Самым же забавным довеском к этой новости стало то, что тот самый, прежде подконтрольный Горной администрации, Десятый линейный Барнаульский батальон этим же повелением стал Алтайским горнозаводским батальоном. И тоже был переведен в Корпус. А так как чиновники АГО к МВД отношения никакого не имели, то и это подразделение перешло под мое командование. Больше в губернии серьезных воинских частей вообще не было. Я нежданно-негаданно стал обладателем настоящей армии.

Но это так, к слову пришлось… Я же о лекциях начал…

Самым большим помещением для публичных мероприятий в Томске был зал Городского Собрания в бывшем особняке золотопромышленника Попова. Вот там Шашков и начал свое словоблудие. Нет, начиналось все вполне прилично. Первые два вечера, во всяком случае. Пока речь шла об истории завоевания и первичного освоения Сибири. Многое и для меня, внимательно изучившего конспекты, оказалось новостью. Хотя бы, например, то, что, как оказалось, черные татары, издревле живущие в окрестностях Кузнецка, задолго до русских занимались металлургией. И о богатейших рудах знали, и железо неплохое выплавляли.

Я посчитал полезным, что такие сведения дойдут до ушей обывателей. И особенно до тех молодых ученых, которые рискнули приехать в Томск работать в моих лабораториях. Чтоб знали, что не на пустое и совершенно дикое место ехали. Что и у нас есть богатая история…

А вот на третьей же лекции Серафим Серафимович вдруг решил коснуться нравов старого сибирского чиновничества. Произвол, взяточничество, казнокрадство и открытое игнорирование имперских законов. С примерами, едрешкин корень, и фамилиями. Лекция еще закончиться не успела, а ко мне уже прибежали доброхоты. Жаловаться. Пришлось вызывать Шашкова к себе. А чтоб снять с себя любые подозрения в причастности к этому непотребству, то еще и представителя жандармов, полицмейстера и Варежку попросил присутствовать. Не то чтоб я был сильно против таких разоблачений. Просто к таким делам всегда нужно весьма осторожно подходить. Желательно с документально подтвержденной доказательной базой. А то огульно обвинить всех подряд любой может. От этого порядка больше не станет, а престиж администрации может пострадать.

– Первое, сударь! – грозно прорычал я, когда два дюжих казака ввели лектора в кабинет. – Не находите ли вы, культурный и, смею надеяться, образованный человек, не побоюсь этого слова – интеллигент, что обвинение господ государевых, служащих в иной губернии, это подло? Что ж вы им в глаза там, у себя в Красноярске, этакого не говорите?

Двери в приемную остались открытыми. Это я так распорядился. Знал, что с Шашковым непременно притащатся его кураторы – Потанин с Ядринцовым и Колосовым. И говорил я большей частью для них. Сам же лектор мне и при первой нашей встрече не понравился. Он, как говаривал дон Карлеоне, не сицилиец. Не было в нем чего-то такого… Крепкого. Внутреннего стержня, что ли. Вот в моих «областниках» – был. А в этом красноярском болтуне – нет.

– Боитесь? – гаркнул я, едва Серафим открыл рот для оправданий. – Тявкать явились исподтишка сюда, ко мне? Нет уж! Не позволю! Имейте отвагу говорить в лицо! Что? У меня в губернии воры перевелись? Казнокрады и взяточники? Взялись помогать, так помогайте, а не…

– А вы, господа, – обращаюсь теперь к приглашенным гостям. – Фиксируйте. Записывайте. И дознание сразу… Так сказать, по горячим следам. Будем ловить и наказывать. На берегах Великого океана тоже должен кто-то служить, вот и поедут…

– И еще! С вас, милейший Серафим Серафимович, список. Кто, когда, где и сколько. Откуда известия до вас дошли. Кто подтвердить ваши обвинения способен. Чтоб нашим… правоохранительным органам не с пустого места начинать! Отправляйтесь немедля. К утру все должно быть готово.

– Вам все ясно, Ириней Михайлович?

– Точно так, ваше превосходительство, – Варежка с горящими от предвкушения новых расследований глазами лихо щелкнул каблуками. – Следующим же утром. Согласно донесениям господина Шашкова.

– Эм… Ваше превосходительство? – нерешительно, и даже как-то тоскливо, поинтересовался лектор. – А ежели эти… Гм… Подозреваемые. Не в вашем, ваше превосходительство, подчинении?

– Это вы о горных начальниках, что ли намекаете? – снова рычу. Что за бестолочь! О моей взаимной «любви» с Фрезе уже каждая собака от Урала до Владивостока знает. – Так вы, пишите. Пишите! Бумага, она, знаете ли – все стерпит. А мы передадим по инстанциям. И не нужно благодарить. Это наш долг!

На лице Шашкова легко читалось, что благодарить он и не собирался. Еще бы! Легким движением губернаторской руки из благородного разоблачителя превратиться в рядового кляузника…

Я думал, на этом чудачества доморощенных революционеров и закончатся, но – нет. На последней, пятой лекции, куда меня за каким-то дьяволом принесло, эти неуемные нигилисты устроили самый настоящий флэш-моб. И организатором всего этого непотребства совершенно неожиданно стал самый, как мне казалось, здравомыслящий человек из потанинского кружка – Евгений Яковлевич Колосов.

Колосов был выпускником того же Сибирского кадетского корпуса, что и Потанин. Только окончил его лет этак на семь или восемь позже. Мой Карбышев, в бытность свою учащимся этого же самого военного училища, кстати, тоже застал бравого новоявленного фельдфебеля Колосова, высочайшим приказом произведенного в прапорщики. После выпуска шесть лет служил в Забайкалье в артиллерийских батареях линейного казачьего войска. Пока в начале шестидесятых его не направили в Санкт-Петербург, в Николаевскую академию Генерального Штаба.

И ведь вот в чем ирония Судьбы. Не отличился бы по службе, не выделился бы сноровкой и способностями – не поехал бы в столицу. Не принял бы участие в деятельности Сибирского землячества, не заразился бы этой иллюзией общественной жизни. Служил бы честно, глядишь, и до генерала бы дослужился.