Андрей Дай - Поводырь: Поводырь. Орден для поводыря. Столица для поводыря. Без поводыря (сборник) [litres]

– И что же, так уж и богато в губернском правлении людишки живут?

– Да где же богато, – сморщился сотник. Это Артемка все пробку с бочонка вытянуть не мог, а у командира фаза сохнет… – Можа Фризель да столоначальники евойные и не бедствуют, а мелкие-то чинуши знамо рублям до полукопейки счет ведут.

– Фризель – это у нас кто?

– Павел Иваныч? Дык он, Герман Густавович, у вас председателем служит. Он и при Александре Дмитриче служил, а при Валериане Александровиче советничал…

– Я так понимаю, эти господа – мои предшественники на посту начальника губернии? И как бы вы их охарактеризовали?

– Герман Густавович, – укоряющее глянул Безсонов. – Я-то кто, штоб господам генералам характеры сказывать? Мое дело казачье: бери шашку, скачи – воюй. А они кто?! Они начальство и енерал-майоры. Его превосходительство Озерский, который Александр Дмитриевич – он нашим Томским инвалидным батальеном командовал в чине дивизионном. Во как! А мы при ем тока в распутицу в томских казармах сиживали. Все боле по тракту ссыльных водили.

– Разве казачье это дело?

– Я так мыслю, ваше превосходительство, што воинское это дело. Коли приказ даден, его сполнять надобно.

– А вообще, каково жилось-то при Озерском?

– Дык так же, как и при его превосходительстве, Бекмане. Они ученые господа, по горному ведомству-то поболе были, чем по правлению томскому. Александр Дмитриевич так и в губернии не часто показывался. Все больше в Барнауле да по заводам алтайским. Слышал, уголь при ем начали из земли ковырять, серебро на горюч-камне плавить. Прежде горные господа деньгу с углежогов на пенсию себе собирали, а Озерский сильно обидел их… Без конвойных и не ходил никуда. Как в Санкт-Петербург ево забрали, поди, сызнова дрова на угли пережигают…

– Ну, это начальника Горного округа головная боль.

– А и то верно, Герман Густавович. От многия знания – многия печали.

– Да ладно тебе прибедняться-то, Астафий Степанович. Чего же ты, с закрытыми глазами да ушами, что ли, ходишь? И не молчат ведь люди. Один одно брякнет, другой другое.

– То жандармов государевых дело, за людями разговоры слушать. Мое дело казацкое…

– Знаю-знаю-знаю. Шашку в зубы и на коня! Дурачка-то из себя не стройте. Я ведь тоже не третьего отделения чин. Сами понимать должны. Вот приеду я в Томск, и что? За что хвататься? Куда бежать? Кто есть кто? По незнанию и сволочь какую-нибудь к себе приблизить могу. Знать мне надо! Оттого и спрашиваю. И на вас наседаю, ибо больше не у кого узнать. Борткевича вызвать да вопросы ему задать? Он от испуга «Боже царя храни» выть начнет…

– Кхе, кхе… И то правда, ваше превосходительство. Начнет. Он ить, поди, тоже мзду с купчин сымает. Жалованье коллежскому асессору хоть и поболе чем в сто рублев положено, а все равно, по сибирским расходам – маловато для такого чина. Подворья чай своего не имеет, на съемном жилье не разбогатеешь. Детки, опять же…

– И сколько же тут платят за квартиру?

– Кхе, откедова, ваше превосходительство, тут квартирам-то взяться? Чай не Томск или Барнаул. Поди, дом в наем берет. Хныкина поспрошали бы. Этот проныра казначейский точно все знает.

– А и в Томске чиновничий люд на жилье поборами собирает?

– Кому дают, те не иначе как. А секретарям да мальчишкам побегушным-то кто даст? Некоторые и по пятеро в комнатах спят. Соломки с возов надергают, да и примастырятся.

– Вы, Астафий Степанович, мне ужасы рассказываете… Выходит, младшие чиновники и вовсе в нищете пребывают?

– Дык и выходит, ваше превосходительство. Их благородия, коллежские регистраторы, как положенные сорок рублей получат, перво-наперво бегут долги раздавать. Домовладельцам да в лавки к евреям. С остального леденечик дитю да моток ниток жене. А там, глядишь, проситель какой подношение сделает. Так и до следующего раза дотянут…

– Охренеть…

– Что, простите? Вы что-то сказали, ваше превосходительство?

– Это по-немецки, сотник… Ну вы меня расстроили. Как с голодными помощниками большие дела делать? Они же половину разворуют просто чтоб штаны от голода с животов не падали…

– Как есть разворуют, – полуведерный жбан, словно игрушка в руках ребенка, совершил замысловатое движение. В вазах вспухала роскошная мелкопузырчатая пена. – С голодных глаз-то лихо всяческие махинации выдумываются…

Препечальнейшая картина. Полагаться на людей, озабоченных только добыванием денег на прокорм семьи, совершенно нельзя. И самое отвратительное – в голову ничего не приходит, чтоб как-то исправить положение. Зарплаты министерством назначены. Не из своего же кармана подкармливать три сотни подчиненных… А если не из своего, тогда из чьего?

И пиво уже не лезло в горло. В животе булькало, а приятное легкое опьянение, словно холодным душем, смыло печальное известие. Пришлось выпроваживать ничуть не обидевшегося Безсонова, чтоб подумать в одиночестве. И он ушел, как Винни-Пух, с револьверной коробкой под одним локтем и жбаном пива под другим.

В мое будущее время в России могло нормально работать все что угодно, только почему-то не почта. До курьезов ведь доходило, но так ничего годами и не менялось. А тут, за полторы сотни лет до, рано поутру мне принесли пару писем и несколько газет. «Томсктие губернские ведомости», «Русский инвалид» и еще какая-то, с мухой в заголовке – «Северная пчела».

Вообще больше чай уважаю. Тем более тутошний – крепчайший, ароматный, терпкий. То ли травки какие-то в него добавляют, то ли это совсем другое растение. Может статься, заваривают этот божественный напиток из того, что действительно чай, а не ошметки с обгрызенных для англичан кустов. Вот вроде и способов никаких особенных не применяют – тупо суют в заварник пол-ладошки спрессованной в кирпичик субстанции и получают шедевр.

Но вместе с почтой предложили кофе. Столь же ароматный, адски черный и сладкий. И повелся. Захотелось. Первый кофе за миллиард лет – кто бы отказался? Да еще с блинами. Артемка сказал – масленичная неделя началась. Нужно есть блины! Я что против? Я блины вообще забыл когда ел… Но и тут убили – поинтересовались: какие именно я блины предпочитаю. Чугунные, блин! Они что, какие-то другие бывают? Квадратные, епрст, давайте! Оказалось – это я в своем двадцать первом веке немцем был, а не здесь. Сдобные, масляные, белые, ржаные, гречишные – мало? С грибами, с икрой, с медом, с ягодами, с вареньем, со взбитым масляным и сметанным кремом… С печенью, муксунячьей струганиной… Зайчатиной, свининой, лосятиной, говядиной и кониной… Макать в сметану? Фу, какой дурной вкус. Неприкольно! В высших домах Лондона и Парижа давно изволят макать в патоку…

Встретил бы большевика – голыми бы руками удавил! Это же надо – этакую кулинарную культуру разрушить. И что взамен? Профсоюзное «масло» и картонные котлеты в столовках? Про рыбный день имени Минтая напомнить? Как начнется пост – напомню. Они ж тут и в пост голодом сидеть не станут…