Андрей Дай - Поводырь: Поводырь. Орден для поводыря. Столица для поводыря. Без поводыря (сборник) [litres]

После переправы дорога должна была свернуть вправо, пройти Магазинным переулком между стенами Женского монастыря и кирпичным заводом Некрасова и только потом выйти к обширному лугу, пока еще покосу Конного завода, выделенному магистратом под станцию. К северо-востоку от станции планировалась ветка к грузовым терминалам с пакгаузами и депо, а на юго-восток уходила основная магистраль.

Все, что касалось технического проекта станции, туземным купцам было по сердцу. А вот с внешним видом собственно вокзала – визитной карточки столицы огромной губернии – возникли вопросы. Как я уже говорил, ни один из эскизов купцов не устроил. Штукенберг, обладающий достаточной властью, чтоб просто ткнуть пальцем в один из вариантов, от выбора уклонялся, заявляя, что, дескать, строения, в которые паровозы не въезжают, его не касаются. А ко мне, занятому разборками между консерваторами и нигилистами, обращаться опасались. Да и всем были отлично известны мои вкусы.

– Первое! – заявил я, едва осознав проблему. – Антон Иванович. Почему вы не предусмотрели продолжение ветки в обход города к Томскому речному порту в Черемошниках? По реке вскорости поплывут сотни пароходных судов! С юга губернии повезут гигантское количество грузов, которое нужно будет, посредством нашей дороги, доставлять к Уралу и на восток. И что? Предлагаете тащить это все на возах через весь город? Юрий Иванович? Ну вы-то куда смотрели? Антон Иванович – человек в наших дебрях новый, мог и не знать. А вы-то?!

– Виноват, ваше превосходительство, – серьезно кивнул Волтатис, впрочем, и не подумав испугаться. Получил человек дополнение к техзаданию на проектирование, ничего более. Штукенберг, приготовившийся уже было защищаться, удивленно приподнял брови, но промолчал.

– А вы, – я посмотрел на архитекторов. – Приготовьте три эскиза… Покрасочнее. Да, как картины их, под стекло. У магистрата поместим и… ящики, что ли, поставим. Пусть горожане за понравившуюся картинку голосуют. Копейки, что ли, или камешки хотя бы кидают в ящик. Я солдат поставлю, чтоб непотребство не карябали и больше одного раза не подходили. Неделю, думаю, будет достаточно на сбор мнений?

– Думаю – да, ваше превосходительство, – хмыкнул Македонский. – Знатное будет развлечение, наблюдать за всем этим…

– М-да… Наблюдать… – задумался я. И все пару минут молча сидели и ждали, пока я обмозгую какую-то важную, как они считали, мысль. А мне в голову пришла вдруг идея, каким образом совместить несовместимое – незамужнюю девицу Василину Владимировну и Ядринцова – в путешествии по губернии. Чего проще – добавить к этой компании супругу Варежки с фотоаппаратом? И десяток казаков, для охраны ценного имущества. И Коля-нигилист под присмотром будет, и отпечатки пригодятся. И негласное исследование жизни губернии можно произвести, если слишком уж не афишировать, что сам Пестянов тоже в той компании прокатится.

Понятия не имел, каким образом можно сейчас напечатать фотографии в газете. Ни в московских, ни в петербургских газетах фотографий не встречал, но ведь как-то же можно! Было бы что печатать. Вот за материалом я мадам Пестянову и намеревался отправить.

Кроме того, фотографии могли послужить отличным агитационным материалом для желающих переселиться из тесной России в обширную Сибирь. Не листовки же для, в большинстве своем, неграмотных крестьян печатать.

– В общем, на том и порешили, – подвел я итог. – И впредь, попрошу своевременно извещать меня о ходе работ, касающихся железной дороги. Я хочу знать обо всех затруднениях и успехах, чтоб иметь возможность реагировать соответствующим образом. А чтоб соблазна не было… Отныне раз в неделю станем такое же вот совещание устраивать. Вам все ясно, господа? Не смею вас больше задерживать…

Ко дню поминовения усопших воинов к берегу реки в районе Торговых рядов подошли пароходы с баржами. И я, вышедший на «набережную» на них взглянуть, осознал древнюю, как мир истину – сапоги должен тачать сапожник! Огромные, с высоченными бортами, толстобрюхие баржи оказались как минимум в четыре, а то и в пять раз больше тех лоханок, которые Адамовский предоставил мне год назад для южной экспедиции.

На каждую из этих громадин легко поместилось по шестьсот человек, что в один миг решило все проблемы. Я даже и лезть в составление расписаний движения пароходов не стал. Уверен был – мои люди будут доставлены в нужное место, а остальное – уже и не интересно.

Тем не менее, у транспортников оказалось другое мнение. И образовалось оно, как ни странно, опять благодаря моей деятельности. Дело в том, что практически сразу после возвращения из столицы, я всерьез занялся своим страховым обществом. Молодой родственник Гинтара был с поста управляющего уволен, а на его место тут же попросился младший брат Федора Ильича Акулова, с которым мы коммерческое приложение к «Ведомостям» издавали. И что самое забавное – когда Федор Ильич привел Якова Ильича ко мне в кабинет знакомиться, я с удивлением узнал в нем того самого купчину, которого я чуть ли не год назад на пожаре Гостиного двора кулаками потчевал.

Так-то я об этом, самом младшем из четырех братьев Акуловых много чего слышал. Да и как же иначе, если личностью Яков Ильич был непоседливой и неспокойной. И с маниакальным стремлением к справедливости. В городском муниципалитете, куда Яков входил на правах советника, именно он был главным бузотером и возмутителем спокойствия.

Жил Яков Ильич в собственной усадьбе на Магистратской улице в Сенной ее части, и занимался этот отменно образованный человек банальной перепродажей мануфактуры. Скупал ткани в больших количествах на Ирбитской и Нижегородских ярмарках и реализовывал уже в Томске в собственных лавках, в которых работало сразу несколько десятков приказчиков. Хвастался принципиальной честностью. Говорили, готов был уволить любого работника, даже если возникало только подозрение в нечистоплотном ведении дел. Может быть, поэтому, при сравнительно больших оборотах особенно великой прибыли не получал. По сведениям Миши Карбышева, капитал младшего Акулова никогда планку в полмиллиона не превышал.

А еще мой будущий управляющий страховым обществом «Томск» ненавидел пожары. Жена у него, молодая да любимая, в пламени погибла. Детей они прижить не успели, а на других женщин купец и смотреть не мог. Однолюб. Такое бывает.

В общем, с Акуловыми мы быстро договорились. Яков только одно условие мне поставил: чтоб с прибыли непременно купить новомодную пожарную машину – локомобиль с насосом и длиннейшими шлангами. Обещал. Я на огонь только в костре смотреть люблю. В аккуратном, тщательно окопанном, укрощенном костре.