Владимир Поселягин - Прорыв

– Даже интересно стало, – покосившись на отдыхающих, пробормотал тот.

– Ха. Ты ещё не знаешь моих планов насчёт этого самолёта, что мы, надеюсь, захватим. Пока раскрывать все свои замыслы я не буду, но надеюсь, в будущем ты их поддержишь. Да что надеюсь, уверен. Мне его доработать надо, слишком сырой план будущей операции, а потом просвещу. Может, ошибку какую выявишь или неточность. Свежий взгляд со стороны тоже бывает полезен.

Дальше мы отдыхали молча, пока повар не сообщил, что обед готов. Это порадовало, проголодались все, включая нас. А под конец ужина сменившиеся часовые сообщили, что по дороге к нам бегут оба бойца. Успели. Те доложились, что выполнили мой приказ в точности, машины оставили, милиционеру агента передали по описи, выдали мне лист с актом. Так что я их даже похвалил, молодцы, всё сделали правильно. Покормив и их также, мы собрались и, нагрузившись вещами, направились к поляне. Тут до неё километра три будет. Вышли прямо на неё, трудно проскочить мимо, по краю поляны овраг проходил, а он через весь лес тянется, наткнёшься, а там сориентироваться можно. Дальше мы сложили вещи на опушке, пустые пока носилки бросили там же, но бойцы, которые должны изображать раненых, примеривались и готовились к новой клоунаде, как они это называли. Пусть клоунада, главное транспортник захватить, пока это в моих планах.

На лес опустилась ночь, ещё когда мы опушку леса покидали, направляясь к поляне. Усталость чувствовали все, особенно мы с Бабочкиным. Последний так не спал вторые сутки, даже третьи пошли, так что, когда добрались до места и расположились, я приказал подготовить сигнальные костры, в правильной последовательности, как указано в секретной шифровке, и отправил всех спать. Лишь двое часовых бодрствовали, вслушиваясь в шумы леса, не послышится ли гул моторов. Бабочкин уже спал, он сразу рухнул на носилки, на которые была постелена плащ-палатка, и мигом уснул. После ужина его окончательно разморило. Кстати, а вот я уснул не сразу. Прихватил свой сидор и прогулялся в поисках места для схрона, и нашёл его. При этом все свои следы я посыпал тем порошком, что Лосев наготовил. У нас ещё оставался запас. Несколько толстых пачек с банкнотами я сунул глубоко в дупло, завернув в два слоя портянок. Ну, и завалил листвой. После этого вернулся. На будущее сделал закладку, мало ли что. В принципе контакт с местным руководством налажен, просто НЗ. Не пригодится, также сдам государству. Просто я считал, что личные средства иметь обязательно нужно. Правда, убрал не всё, треть денег осталось, это на расходы группы, если мы снова в тылу наших войск окажемся, или где на оккупированной территории расплачиваться. Ведь там советские деньги ещё принимаются. Правда, плохой курс по отношению к оккупационной марке и уж тем более к рейхсмарке. Хм, денег у нас мало, надо будет добыть. Это я про немецкие рейхсмарки. В дальнейших планах они будут нужны.

Разбудило меня потряхивание за плечо, с трудом разлепив глаза, я тихо спросил:

– Что?

– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, слышу двигатели самолёта. Приближаются.

– Отлично, поднимай остальных.

Сев, я яростно потёр лицо, чтобы прийти в себя, потом виски и уши. Классный метод, быстро проснулся. Вскочив, я стал бодро командовать сонными, ещё не проснувшимися бойцами. Труднее всего Бабочкина было поднять, но и это удалось. Двое с котелком, куда мы слили часть бензина из бочки, стоявшей в кузове грузовика, другой ёмкости не было, побежали к кострам, где плескали бензин и поджигали костры. Ну, вот и все четыре в линию горят, осталось ждать посадки. Сделав круг нал лесом, «юнкерс», а даже Бабочкин смог распознать характерный рёв его двигателей, пошёл на посадку. Ничего, сел вполне благополучно. Дальше я побежал к самолёту, там уже открылся люк и показались двое. У одного пистолет в руке, у другого автомат, позади меня при свете костра было видно, как несут носилки с ранеными к самолёту. Наш силач-спортсмен, тот самый, который фигурой похож на резидента, даже ножку свесил с носилок, всем видом показывая, как он умирает. Сообщив пароль и услышав отзыв, я также на немецком подтвердил, что раненые пока живы, хотя один и при смерти. Дальше бойцы стали заносить раненых по очереди в салон самолёта, экипаж транспортника нам помогал. При этом моторы заглушены не были. И пилот находился в кабине. Вот так мы втихую и взяли экипаж, включая пилота. Наставили пистолеты и спеленали их. Костры тоже погасили. После этого стали носить вещи от опушки, загружая их в салон самолёта. Наконец, когда всё было готово, а я этим не командовал, Бабочкин вполне справлялся, и я закончил с допросом пилота и, скажем так, склонением к сотрудничеству. А всё просто, я «попросил» дать мне уроки пилотирования этого типа машин. Бывший пилот «Люфтганзы», который намотал огромное количество воздушных километров, обещал помочь, поделиться опытом, за то, что мы ему жизнь оставим. Пришлось пообещать, хотя и неприятно поразившись, что просил тот только за себя, на остальных ему, видимо, было плевать. Убивать лично я его не буду. Как и обещал.

А вообще пилот оказался действительно на удивление толковым и, если я что не понимал, раз за разом повторял. Мы часа полтора простояли на поляне с выключенными моторами, я учился, сидя в кабине, как говорят лётчики, «всухую» управлять самолётом. Ещё бы поучился так, но лимит времени был исчерпан, так что под присмотром лётчика я запустил двигатели, тот подтвердил, что всё правильно, после чего развернул самолёт, оказалось, очень сложно это делать на таком тяжёлом аппарате да на мягкой почве, потом я, держа тормоза, дал газу движкам, раскочегарив их, и отпустил тормоза. Часть бойцов спали, другие пленных контролировали, однако даже от той тряски и подпрыгиваний, что сопровождались при взлёте, те, что спали, так и не проснулись. Бабочкин так точно. Но мы уже летели и медленно поднимались в ночное небо, разворачиваясь в сторону передовой. Баки заполнены на две трети, так как экипаж заправлялся на фронтовом аэродроме у передовой, до Ровно должно хватить. Кстати, экипаж был тем самым, что нас выбрасывал прошлой ночью. Они, кстати, нас с Бабочкиным тоже узнали, не сразу, но узнали, серьёзно так перепугавшись.

Полёт мне запомнился надолго. Много нового узнал, принимая знания, весь в поту сидел. Но ничего, постепенно освоился. Даже делал некоторые манёвры, чтобы почувствовать самолёт. Главное, чтобы эти манёвры нам с курса не давали сходить. Пилот оказался очень толковым в плане обучения, всё объяснял, всё показывал. Уже начало светать, когда мы, снизившись, оставили в стороне Ровно и транспортный аэродром, куда должен был сесть этот «юнкерс», и практически на последних каплях долетели до леса и совершили посадку на поляне. Немец меня подстраховывал, но сел всё же я. Потрясло серьёзно, да и посадку сложно назвать идеальной, я впервые пилотировал подобную машину, однако сели, и, ревя моторами, я подогнал самолёт к опушке, повернув его к ней хвостом. Только после этого заглушил хорошо потрудившиеся движки, до сих пор не понимаю, как те не встали от недостатка бензина, видимо на парах работали, я со слабой усталой улыбкой хлопнул немца по плечу, сказав ему: