Илья Куликов - Спецназ боярина Коловрата

– Я Федора убила! Красотой убила!

– Да, да, да, а теперь иди к нему и там все расскажешь.

Евпраксинья бросила шубу и выбежала из терема.

– Вот видишь, до чего любовь доводит, – назидательно сказала мужу Василиса Николаевна, – ничего, я в молодые годы тоже наревелась! Отойдет. Милые бранятся – только тешатся! Красотой убила! Тьфу!

Евпраксинья вдохнула холодный воздух полной грудью. Иди к мужу и все ему объяснишь. Даже боярыня Василиса Николаевна, которая мне за мать, от меня отвернулась, и боярин Демид Твердиславович такое говорит! Я убила! Я убила! Что ж, раз такое я горе на Рязань навлекла, то я его и остановлю. Не найдет поганый хан меня живой и сына моего не станет мучить!

– Нет, Ванюш, ты не будешь умерщвлен погаными. Мы с тобой умрем и встретимся с нашим папой, славным княжичем Федором! Никто нас с тобой не помянет, но мы спасем Рязань. Хан узнает, что мы погибли, и повернет свои войска. Пусть ему пусто станет, но мы этой жертвой свой город спасем. Не плачь, малыш!

Евпраксинья поднялась на колокольню, которая была самой высокой в городе. Отсюда была видна вся Рязань. Княжна осмотрела город и улыбнулась сквозь слезы. Вон в том тереме боярыня Василиса сейчас закончила трапезу. Она не будет стыдиться, что воспитала меня. Я сохраню Рязань.

Евпраксинья посмотрела на небо и представила, что там с облаков на нее взирает княжич Федор. Она перестала плакать. Жаль только, с батюшкой не простилась и так и не показала ему внука, подумала княжна. Евпатий Львович узнает, что я Рязань спасла, и обрадуется. Подумает, хорошую я дочку воспитал.

Евпраксинья посмотрела вниз с колокольни. Высоко! Аж голова кружится. Она поцеловала княжича Ивана и вместе с ним спрыгнула вниз.

В этот момент Василиса Николаевна вдруг забеспокоилась. Она не могла знать, что Евпраксинья уже умерла, но неожиданно подумала, что той, наверное, плохо сейчас без шубы. Дождь ведь, еще заболеет.

– Пойдем, Гаврила, княжну найдем и дадим ей шубой укрыться! Дождь идет, а она в одном только платьице. Знаешь, ветер в мокрое тело быстро кашель надует!

Боярин Гаврила хоть с Евпраксиньей особо не общался, так как ему это дозволено не было, но противиться не стал и вместе с супругой вышел на улицу.

Дождь усилился, и сильный ветер гнал всех с улицы в дома поближе к печкам.

Василиса Николаевна бежала и пыталась глазами найти Евпраксинью. Вон она, на скамейке сидит возле терема Кондратия. Вот дуреха, свое княжеское достоинство позорит! Но оказалось, что боярыне это только почудилось. Добежав до колодца, Василиса Николаевна поскользнулась и упала в грязь.

Ну и куда ты побежала, дура княжеская, злобно подумала про Евпраксинью Василиса Николаевна. Вроде замуж выдала, все – нет, надо было удумать, с супругом поругалась и домой прибежала.

– Гаврил, беги к княжичу Федору и скажи, чтобы супругу свою искать шел!

– Так он ведь к монголам уехал!

Василиса Николаевна замерла. Точно! Он ведь к монголам уехал, а значит, не могла с ним Евпраксинья поругаться. Господи помилуй, подумала боярыня.

– Ты все равно беги. Может, уже воротился! Я сейчас отдышусь и побегу ее дальше искать! Ты это, Гаврил, возьми шубу, коли увидишь Евпраксиньку, то скажи, что я Христом Богом прошу ее надеть шубу и чтобы она домой к нам ворочалась! Иди давай, да побыстрее!

Василиса Николаевна встала, отдышалась и подумала. К подругам княжна побежать не могла, может, в церковь пошла? Побегу-ка я к храму Николы, там небось она и будет. Вот устроила, Евпраксиньюшка! И чего там стряслось?

Василиса почти бегом, забыв о том, что она боярского достоинства и ей не пристало так вести себя, побежала к церкви. Там уже собралась толпа людей.

Чего они тут забыли, зеваки проклятые, небось княжна там плачет, а они облепили ее, желая оказать услугу, а после озолотиться. Мерзейшие люди у нас в Рязани живут! Вот притащил боярин Евпатий нас к себе на родину!

– Дайте пройти, я мать княжны!

Василиса Николаевна приготовилась пробираться сквозь толпу. Но пихаться ей не пришлось. Люди расступились перед ней, и боярыня закричала.

На площади, мощенной булыжником еще при великом князе Ингваре Игоревиче, лежала Евпраксинья, а чуть в стороне княжич Иван. То, что они мертвы, боярыня поняла сразу.

Василиса Николаевна бросилась к младенцу, взяла его на руки и вместе с ним наклонилась к Евпраксинье.

– Вон с колокольни она и бросилась, я смотрю, чего это она, словно в нее бес вселился, полураздетая по улице бегает и рыдает! В храм пошла, может, горе какое. Не мое собачье дело! А она с колокольни потом сама и спрыгнула! – сказал кто-то из толпы и перекрестился.

– Евпраксиньюшка! Дура! Дура! Родная! – завопила Василиса Николаевна и, сняв с себя шубу, накрыла тело. – Господи, да покарай ты меня, дуру, за то, что не увидела я ничего! Она ведь ко мне прибежала, а я ее выпроводила! Господи! Что же я натворила! Евпраксиньюшка, доченька, ты что же наделала! Что же наделала!

– Нехорошее это место теперь, – промолвил кто-то, – зараз! Как в церковь-то ходить, коли здесь на себя руки человек наложил.

Василиса Николаевна обняла тело Евпраксиньи и постаралась немного протащить, при этом сама боярыня не понимала, куда его надо нести. А люди стояли и смотрели. Одни подходили, другие отходили.

– Ты жива, доченька, просто ударилась больно, и Ванечка жив! Красавица ты моя, что же Господь такое посылает. Ну скажи хоть слово!

– Разойдись, православные, люди княжеские едут, разойдись!

К телу подъехали несколько всадников и тут же спешились. Боярин Демид Твердиславович подошел к боярыне Василисе Николаевне и постарался оторвать ее от тела, но та не отпускала Евпраксинью.

– Не пущу, не пущу!

– Боярыня, что за горе-то случилось! Не выдержала княжна-матушка вести о смерти княжича Федора, супруга своего любимого! Люди православные, молитесь о душе княжича Федора, княжны Евпраксиньи и княжича Иоанна!

– Это моя вина, – заголосила боярыня Василиса Николаевна, – она ко мне как к матери прибежала, а я ее к мужу выпроводила. Не ведала, что он уже на небе. Я ее убила, я убила!

Боярыня Василиса Николаевна насквозь промокла и дрожала от холода и от слез. Боярин Демид Твердиславович захотел снять шубу с княжны Евпраксиньи.

– Не смей! Не смей, она ведь замерзнет!

– Она уже на суде Господнем!

– Нет, она здесь! Она здесь! Ей холодно, она промокла! Отойди от нее.

Дождь полил как из ведра. Холодный осенний дождь быстро насквозь промочил и одежду, и коней. Плащи, в которые закутались всадники, едущие с княжичем Игорем Ингварьевичем и боярином Евпатием Львовичем, не сильно спасали.

– Боярин, надо укрытие нам от этого ливня искать, – прокричал Захар, один из спутников княжича.